Снежинки на его трицепсах
Шрифт:
Я согласилась. Во-первых, и правда хотелось пить, а во-вторых, это прекрасный повод занять руки.
Отпустили нашего болезного быстро, после того как он расплатился с медсестрами, при этом тяжело вздыхая.
Ворошилов натянул свою “дизайнерскую” куртку и помог одеться мне.
— Ну как?
— Переохладился, — повел плечами Данила и преувеличенно бодро добавил: — Ничего, сейчас куплю лекарства и уже к вечеру буду как огурчик.
— Зеленый и в пупырышках‘? — мрачно пошутила я.
— Бодрый и свежий, — рассмеялся
— Пойдем уж в аптеку…, - вздохнула я и вышла в морозный воздух.
Как мы будем добираться обратно, я спросить не успела, потому что невольно залюбовалась спускающейся с соседнего крыльца молодой женщиной.
Эталонно-красивая, очень ухоженная миниатюрная брюнетка неторопливо сходила по ступенькам, элегантно придерживая на груди края белой шубки.
— Алиса, что засты… — нетерпеливо начал Данила, но осекся на полуслове, проследив за моим взглядом.
Роскошная мадам, услышав его голос, резко повернулась и вперила в нашу специфическую пару пристальный взгляд… которым практически ощипала.
Я ощутила, как меня просветили сканером и повесили ценники на одежду, сапоги и сумочку. А потом и на меня саму. И да, ее уж точно не обманул “супермодный прикид” Ворошилова — “истерический модный писк последней коллекции”. На меня она вообще глянула, как на грязь под ногами своих брендовых туфель.
Ярко-красные губы скривились в усмешке, и барышня, положив одну руку на изогнутое перило, насмешливо протянула:
— Так-так-так… Кого мы видим… Неужели Данила Ворошилов собственной персоной?
— И тебе доброго дня, Вероника, — нехотя кивнул Данила. — Мы уже уходим.
— Не сомневаюсь, — насмешливо фыркнула девушка, и ее лицо вдруг приобрело какое-то очень злорадное выражение. А после эта мерзавка в мехах выдала гадость: — Даже странно, что ты вообще здесь появился. В твоем-то финансовом положении такие места не по карману. Да и вообще… вынуждена признать, что ты потрясающе быстро опустился. Я даже не ожидала, что рухнешь на самое днище настолько стремительно.
Она поморщилась, от чего ее лицо окончательно перестало быть красивым и сейчас больше напоминало крысиную мордочку.
— Знаешь, Вронская, я даже вступать в полемику с тобой не буду, — спокойно ответил Ворошилов и спустился со ступеней, махнув мне, чтобы не задерживалась. — опускаться до твоего уровня нет совершенно никакого резона.
Вероника, впрочем, явно не ощущала, что в беседе поставлена точка, и, очевидно, хотела последнее слово оставить за собой.
Она на удивление шустро оказалась рядом с нами и, самодовольно улыбаясь, открыла наманикюренными пальчиками ридикюль, достав оттуда пятитысячную купюру, а после подалась вперед и сунула ее… почему-то мне в карман куртки.
— На бедность, — пояснила Вероника, пока я приходила в себя от такой лютой наглости. — Вам сейчас нужнее. И да, Ворошилов, я смотрю,
Меня только что сравнили с ободранной курткой. Той самой, что одевать только ночью, в темноте и до туалета. Шикарно.
— Ты совсем о…’? — матерно, но копируя мои мысли, спросил Ворошилов.
А я просто залезла в карман, сжала хрустящую банкноту и кинула крыске в лицо.
Она ойкнула и попыталась отшатнуться, но купюра все равно попала ей в лоб и, отскочив, упала на тротуар прямо у носков туфель.
— Я смотрю, что манер, в отличие от денег, вам судьба не отсыпала, — сухо проговорила я, а после развернулась и не оглядываясь зашагала вперед.
В душе кипела огромная, просто лютая злоба. Вот же… швабра богатая! Да кто ей позволил так себя вести и такое говорить?! Что это за бесконечное, просто-таки инопланетное хамство?!
Ворошилов догнал меня спустя минуту и молча пошел рядом. Заговорил он только когда мы дошли до конца улицы.
— Это было потрясающе. С Вероникой так точно никто никогда не поступал.
— А кто это вообще? — не удержалась я от вопроса.
— Моя невеста. Бывшая, — спустя несколько минут спокойно ответил Ворошилов, — Высокие чувства не пережили испытания банкротством?
— Это изначально было договорным браком, — дернул уголком рта Данила. — Она меня бросила несколько дней назад. И если учитывать, кто ее папа… есть некоторые подозрения насчет того, почему она это сделала. Видимо, узнали, что я уже не являюсь завидной партией, а предупредить не сочли нужным… Зачем, если можно потом растащить по частям развалившееся дело’?
Я только хмыкнула. Вот как он запел, растащить по частям, значит.
— А сами-то вы чем лучше? Несколько дней назад точно так же собирались
“растащить” океанариум!
Рядом раздалось возмущенное сопение.
— Не растащить, а апгрейдить. Сделать ремонт, открыть клуб…
— Те же яйца, только в профиль, — отмахнулась я от этих оправданий.
Если бы не условия, в которых оказался Ворошилов, вряд ли бы до него вообще дошло видение ситуации точки зрения простых смертных. Так что, пожалуй, в этот миг я даже немного порадовалась его злоключениям, но ровно до момента, пока Данилу не начало бить в очередном приступе кашля.
— Да что ж это такое-то! — воскликнула я, когда мужчина пытался отдышаться, держась за столб, чтобы не упасть. — Ну-ка дайте сюда справки и рецепты, которые вам врач написал. Он же выписал вам какие-нибудь лекарства‘?
Слепо порывшись в карманах джинс, Данила достал три бумажки. Один рецепт с довольно сильным антибиотиком, второй список с десятком микстур, капель и витаминов, а третий — с диагнозом от доктора.
— Переохлаждение, значит, — вчитавшись в диагноз, округлила я глаза. — Обструктивный бронхит. Вам нужно в больницу ложиться!