Снежная королева
Шрифт:
Инопланетянин лежал под натянутым в виде палатки одеялом, завернутый, как младенец, еще в несколько одеял. У его изголовья исходил паром пахучий отвар из трав. Мун опустилась на колени, коснулась рукой его щеки. Пожалуй, прохладнее. Но полностью уверенной она не была. «Эй, вернись!.. Твое возвращение к жизни докажет, что я имею право быть сивиллой». Она склонила голову и прижалась лбом к жесткой раме лежанки.
— Значит, ты… вернулась ради меня?
Она подняла голову и увидела, что инопланетянин пытается заглянуть ей в глаза.
— Я… я никогда
— Ах, как хорошо! — Он наблюдал за ней из-под полуприкрытых век. — Теперь я ничего не боюсь. Когда… когда мы едем?
— Когда? Скоро. — Она погладила его по жестким курчавым волосам. Он улыбнулся. Не понимая, о чем он спрашивает ее, она сказала:
— Когда ты немного поправишься. — Она, не задумываясь, сказала то, что обычно говорят больным.
— Я не думал, что ты окажешься такой прекрасной. Останься со мной… Не уйдешь?
— Нет. Я буду с тобой. — Она заметила кувшин с лекарственным отваром, к которому он и не притронулся, налила отвар в чашку и поднесла ему. — Ты должен это выпить. — Она поддержала его за плечи. Он вел себя послушно, однако чашку сам держать не мог. Она снова обратила внимание на глубокие шрамы у него на внутренней стороне запястья, и сама, бережно держа чашку, помогла ему выпить все до дна.
У него сразу же начался приступ кашля; кашель грохотал у него в груди, словно камни. Пластиковая чашка выскользнула у нее из рук и покатилась под лежанку. Она крепко обнимала его за плечи обеими руками, словно вливая в него свои силы, пока приступ не прошел, — Ты кажешься такой… настоящей! — Он вздохнул и положил голову ей на плечо. — Такой доброй…
Мун снова опустила его на лежанку, и он сразу же уснул. Она довольно долго еще сидела возле него, прислушиваясь, пока тоже не притулилась рядом, пристроив руку на раму, а голову на руку, и снова закрыла глаза.
— Ты настоящая.
Эти слова звучали как приветствие старого друга; Мун окончательно проснулась и медленно оторвала голову от совершенно занемевшей руки. Потом села, выпрямилась, ничего не соображая и пытаясь как-то сориентироваться.
Инопланетянин сидел, подоткнув под спину груду одеял.
— Неужели мне это снилось, или… или ты все-таки говорила со мной на сандхи?
— Говорила. — Она ответила ему тоже на сандхи, упрямо сжимая и разжимая пальцы, пока не почувствовала, что их закололо, словно иголками. — Я… просто не могу поверить! Ты был так болен… — Она чувствовала, что радость наполняет ее сияющим теплом. — Но сила к тебе пришла через меня; это я исцелила тебя!
— А мне показалось, что ты привидение — из тех, что детей воруют! Это в детстве няня мне рассказывала, что такие духи, бледные, как первые лучи солнца… — Он тяжело вздохнул. — Но ты никакое не привидение. Так ведь?.. — Словно он все еще сомневался в том, что видит собственными глазами.
— Нет, я не привидение. — Она, постанывая, массировала онемевшие мышцы шеи. — Иначе мне не было бы так
— Значит, ты тоже пленница? — Он чуть наклонился вперед; глаза у него все еще были сильно воспалены. Она кивнула. — У тебя все лицо… Они не… приставали к тебе?
Она покачала головой.
— Нет. Никакого зла они мне не причинили. Они… меня боятся. Пока что.
— Боятся? Тебя? — Он посмотрел в сторону ворот. Отдаленный утренний шум в стойбище слышался здесь, точно эхо другой вселенной.
Она тоже повернулась в ту сторону, и заметила, как он поморщился, увидев рану у нее на горле. Потом разглядел трилистник, и лицо его стало совсем растерянным.
— Ты сивилла?
Она молча кивнула.
— Господи, снова начинается!.. — Он лег набок, пережидая очередной приступ кашля.
Что-то новое в обстановке зверинца вдруг привлекло внимание Мун. Она нагнулась и обнаружила аккуратную стопку одежды, кувшин и миску с вяленым мясом.
— Нам тут поесть принесли! — Руки ее уже нетерпеливо тянулись к еде. Она даже не помнила, когда ела в последний раз.
— Это Бладуэд. Уже довольно давно. Правда, я притворился, что сплю.
Мун сделала большой глоток из кувшина; густая бело-голубая жидкость скользнула в ее истерзанное горло и ссохшийся от голода желудок, как амброзия.
— Ox! — Вдруг устыдившись, она опустила кувшин на колени. — А тебе-то! — Она налила полный пластиковый стакан и подала ему.
— Нет. — Он даже глаза рукой прикрыл. — Я не хочу.
— Ты должен. Чтобы выздороветь, нужны силы.
— Нет, я не… — Он вновь поднял голову и посмотрел на нее. — Да… наверное, ты права. — Он взял стакан; она снова заметила шрамы. Он увидел, куда она смотрит, и молча поднес питье к губам.
Мун набила рот вяленым мясом и жадно проглотила, а, потом спросила его:
— Кто ты? Как попал сюда?
— Кто я?.. — Он посмотрел на свой форменный плащ, то гладил его рукой; на лице его отразилось болезненное изумление, словно у человека, только что вернувшегося с того света. — Я Гундалину, сивилла. Полицейский инспектор БиЗед Гундалину… — Он поморщился. — Уроженец Харему. Они сбили мою машину и взяли меня в плен.
— И давно ты здесь?
— Вечность. — Он снова посмотрел на нее. — А ты? Не из Звездного ли порта тебя умыкнули? Ты сама-то откуда… с Большой Голубой или с Саматхе?
— Нет, я с Тиамат.
— Здешняя? Но ведь ты же сивилла! — Он поставил стакан. — Уроженцы Зимы не…
— Я дочь Лета. Мун, Покорительница Зари, дочь Лета.
— Где же ты выучила сандхи? — За этим вопросом стояло больше, чем просто любопытство.
Мун слегка нахмурилась.
— На Харему.
— Но это значит, что ты нарушила закон!.. Как ты попала сюда? — Голос Гундалину сорвался; у него не хватало сил выдерживать официальный тон.
— Точно так же, как и улетела отсюда: с контрабандистами. — Она сказала это легко, даже не задумываясь о последствиях, возмущенная его реакцией. — Ну и что ты теперь будешь делать, легавый? Арестуешь меня? Депортируешь?