Пьянка до пьянки. Кулак. Синяки.«Русь!..» – ошалело орут мужики.И сотрясаются избы окрест.Новый в степи появляется крест.Птицы на нем отдыхают порой,А глубоко похоронен «герой».Тоже орал до надрыва он: «Русь!..»Русь… да она ведь не пиво, не груздь.Не кулаки, на лице синяки.Это не знают в Руси мужики!Клич: «По последней, Ванюшка, налей!»Кладбище – город открытых дверей.
Пробудились машины
Пробудились машины – эти монстры вонючие,Замелькали, зафыркали, взяли полностью властьНад домами, заборами (в лучшем, сказано, случае!),Над тобой, надо мной, над природою – всласть.Можно их бы не трогать, обойти стороною,Мол, куда же деваться: прогресс есть прогресс!А
«Евгений Онегин» и «Над вечным покоем» —К ним народ не являет большой интерес.Мчат моторы по улицам, правят ими придурки,Отморозки, бездельники и алкаши.Кто-то станет из них неоплаканным жмуриком,Не уйдут навсегда без невинной души.Ведь от их верхоглядства другие погибнут —Дети, бабушки, может, известный поэт.Сплошь железная вся, неспокойная глыбаПерекрыла, закрыла уже белый свет.Не боюсь, что мой стих на экспромт претендует,Я боюсь, что железки опередят.И тогда уж об этом никто не узнает,Будет мир колесом сумасшедшим распят.Пробудились машины. Пробудилось и утро.В небе птицы. И в небе летят корабли.Не добраться до Господа – высь возносится круто,Никуда нам не деться от бедовой земли.Будем тихо иль громко сползать по наклоннойВ пропасть, где сатана пятки нам подпалит.А наш мир (его кличем зеленым, исконным!)От огня рукотворного прахом сгорит.
Девочка шагала
Шла утром в школу девочка,Была ее косаКороною на темечке,Подкрашены глаза.А куртка ее красная,В заклепочках стальных.Уж точно она в классеКрасивей остальных!Но я ведь не Асадов,Романтик никакой,С сюжетом я бы сладил —Загнул еще какой!Настрой глубок и тонок.Напомню, что онаСовсем еще ребенокИ потому смешна,Нелепа (пусть отличница,Нет пропусков у ней!)В наряде экзотическом!Приметнее, видней, —Так мама посчитала,Таков неверный взгляд!А девочка шагала,Нет, не вперед – назад!Я наблюдал за нею…О чем еще там речь!Как можно поскорееДогнать! Предостеречь!
«Я на виду у пешеходов…»
Я на виду у пешеходовСтою, читаю вслух «Псалтырь».Пришли на Русь такие годы:Куда ни глянь, беда… пустырь.Друг другу стали все чужие,Глаза от денег лишь горят!Какая сила сокрушилаДуховный величавый сад?!Я, приняв риск, с молитвой вышел.Кто усмехнется: вот ещеОдин со сдвинутою крышей!Кто двинет кулаком в плечо!И только скромная старушка,Ко мне приблизившись впритык,Перекрестилась, стала слушать…Зрил на иконе этот лик.
«В толпе я встретил человека…»
В толпе я встретил человека,Я с ним почти что не знаком,Зовут то ль Митькой, то ль Петром,То ль здешний, то ль с деревни Ветка.Ну, словом, я не испыталВ душе к нему особой тяги.Сказал он о «гусиной тяге»,Его я вяло поддержал,Мол, осень, и уже прохладно,И, верно, будет скоро дождь.Без чувств промолвил он: «Ну что ж…»И я не обнадежил: «Ладно…»И разошлась по сторонам,И без усилий затерялись.Совсем как будто не встречались,Без обретений и без ран.И так же темная толпаБескровно, чуждо шевелилась.И отдаленно мне помнилось:Людская жизнь бедна, слепа.И тот (знать, встретились не зря!),Сквозь многолюдье пробиваясь,Холодным потом обливаясь,Подумал так же, как и я.
«Любопытно жить в России…»
Любопытно жить в России,Даже весело порой.Был сегодня ты красивый,И богатый, и герой.Завтра (разве ты не знаешь?!)Все изменится, дружок:Сам себя не угадаешь —Пуст заветный кошелек,Не лицо, а морда стала,Как у бомжа: ей-же-ей!В теле нет запасов сала,В жилах – огненных кровей.Обработали как надо,Кличку выдали: «Слизняк!»Хнычешь ты: «Какие гады!Я для них-то этак – такУгождал, всегда «отстегивал»,Все равно не угодил,В дедовской теперь вот стеганкеПрямо в лужу угодил!»В самом деле, очень веселоЖить в России… как в гробу!Люд толкует слезно в весях:«Бьют железкой по горбу!»
Безотцовщина
Тогда не знал, что это значит,Не понимал я сущий смысл,Я только слышал – мама плачет:«В чем виноват подросток-сын?!Его
прозвали безотцовщиной,Как будто имени и нет.От слова этого так тошно,На белый не глядел бы свет!А стал бедняжка сиротоюНе по случайности какой:За дело на войне святоеПогиб его отец – герой».Конечно, мать так не сказала,Я передал ее печаль,Она терпела и молчала,И было не себя – ее мне жаль.Я, не совсем все понимая,Чуть усмехался: ну и пустьОрет соседка тетка Рая,Рябины защищая кустНичейной у плетня в проулке,Я пару ягодок сорвал.Раздался окрик ее гулкий:«Прочь, безотцовщина, нахал!»За всякие иные мелочи,А чаще без причины я(Уж лучше б обозвали сволочью,Или балбес, или свинья!)Частенько слышал: безотцовщина!Был таковым я не один:Забазнов Ваня, Петя Сояшкин,Ломтев Никола, Городбин…Их тоже матери горюнились,Что виноваты без вины.Детей жалея, сами гнулись,Старели на виду страны.Она же словно отстранилась,Забыла подвиг, кто погиб.Хамье букетом распустилось,Поганый в дополненье гриб.Позора мы не ощущали,Подростки – зелены умом.Мы слово «папа» не сказали,Всяк обделенный был отцом.А матери (они же вдовы,Раздавленные злой судьбой!)Нe наряжалися в обновы,Хоть праздник или выходной.Латали, шили одежонкуИ обуви сынам – росли,Учились… Нас уж за ручонкуОни по жизни не вели.Мы не боялись службы в армии,Упрямо познавали мир.Боролись с гиблыми пожарами,России охраняли ширь,Чтобы война не повторилась.Дух матери прошу: прости…Укромно плакала, молиласьЗа милосердие Руси.
«Лес от безлюдья одичал…»
«Лес от безлюдья одичал» —Такая существует фраза.В нее я как бы ни вникал,Но сути не извлек ни разу.На то он, лес, чтоб диким быть,Вид сохранить свой первобытный.Чтоб каждый дуб, сосна, как быль,Родник и омут тайной скрыты.И звери, птицы в естестве,В слиянии с ним органичном,Их звуки истинны в листве.Все, все одухотворено величьем.А человек… и он дитяПрироды, вечной и проточной,Но только (да простит меняГосподь!) хронически порочный.Тому же лесу стал врагомИ бед ему нанес бессчетноОружием и топором,И трактором – железным чертом.Мир это ведает давно,Излишни всякие сужденья.Все налицо: бело… черно…Явь. А видение – виденье.
«Дом, телевизор, машина…»
Дом, телевизор, машина,Всякая утварь и хлам,И «пирамиды» вершина —Все твои помыслы там!Так озабочен железно,Что позабыл навсегдаО целомудренном лесеИ что росинка – звезда.Что нету зорьки мудрее,Вешней добрее земли,Ветра степного бодрее,В мире румяней зимы…Жалко его – ведь не жил он,Свет ему белый закрыт.Видимо, жидкость по жиламМутная вяло бежит.Время кончины наступит,Будут его отпеватьСкрипом турецкие стулья,Словно платформа, кровать.Бог его душу не примет,Тело земля не возьмет,С хламом и утварью сгинет,В памяти неба умрет.
В мире людей и растений
Раньше тянулись друг к другуПоодиночке, гурьбой.В летний денек или вьюгу,Каждый с живою душой.Вон у колодца того жеИль на гумне, где стожок,Иль под опекою божьейВ хате, где кот и телок.A уж беседы водились:Слово-гостинец! ВсегдаРадостно жизни дивились,Хоть не чуралась беда.Будто считая изъяном,Кротко под ситцевый платПрядь поседевшую раноПрятали. Точно как сад.Заморозком обожженный,Зеленью листьев шумит,Дабы не быть уличеннымВ том, что сегодня болит.Помню, мальчишкой угрюмымСлушал их речи тайком.Я тогда вовсе не думал:Это сгодится потомВ сложном моем устремленьеВникнуть в словесную вязь,В мире людей и растенийВ строчках разгадывать связь.Ныне обходят друг другаПоодиночке, гурьбой.В летний денек или вьюгу,С мертвою каждый душой.Речь косноязычна, корява,Как бурьяна ржавый хруст.Выглядит броско оправа,До смехотворности пустоТо, что в основе извечноСущным считалось зерном,Самым земным человечьим,Что не родилось со злом.К ним не ведет моя стежка,Как бы случайной поройВыльется траурно строчкаНад заполошной бедой.
