Снежные псы
Шрифт:
— Статую? — переспросил я в недобром предчувствии.
— Ага, статую. Из сушеного навоза, смешанного с глиной, а ростом с пятиэтажный дом.
— Да что вы говорите! — удивился я.
— Точно! Но это еще не все. Они поставили памятник в двусмысленной позе.
— В двусмысленной? — Мне стало противно, совсем как после очередной смерти бывало.
— Даже больше, чем в двусмысленной. В непристойной!
— Ужас!
— Да-да, именно в непристойной! Памятник совершает обеими руками такие фигуры, на которые
— Жертвы? — вяло поинтересовался я.
— Жертвы. Отлавливают гоблинов, связывают их, бреют…
— Бреют?
— Бреют. А потом из щетины делают таких человечков и сжигают их перед изваянием. И при этом совершают свои движения…
— Движения? — поморщился я.
— Да, — полушепотом сказала Ариэлль. — Стоят на площади, поют гимн и ритмично такие же движения совершают, как памятник. Вы только представьте!
Я представил: целая площадь гномов, которые стоят и дружно показывают фиги, да еще гимны распевают. Великое зрелище, честное слово. Если будет возможность, обязательно поприсутствую.
— А кому памятник-то?
— Какому-то их божеству странному. Имя тоже какое-то неприличное, знаете ли. Не произнесешь даже.
Я кивнул и послал мысленное проклятие Перцу. Придумал мне имя, гадина!
— Ну да, — кивнул я, — гномы суть существа хтонические. Видите ли, примитивное сознание силится трансформировать мир по своему собственному образу и подобию, а художник, даже самый примитивный, стремится во всех своих творениях выразить, прежде всего, себя…
Ариэлль поглядела на меня уже с непониманием, и я не стал утомлять ее чересчур умным бредом, перешел сразу к насущному.
— Я, кстати, говорил о бычках не ради того, чтобы вас фраппировать, сударыня. Напротив — ради того, чтобы действительно отобедать, поскольку, как я полагаю, на сегодняшний день у нас намечены мероприятия, а они требуют сил. Однако ваши воины взяли моего раба, который является хранителем запасов…
— Отпустите пленника, — велела Ариэлль.
Появился изрядно помятый Тытырин. Он морщился и прижимал к груди бумаги со своим паскудным славяноготическим пасквилем.
— Опять же к вопросу о бычках… — сказал я. — Тытырин, дай нам сардин. Две банки. И побыстрее!
— Сардин больше нет, — тут же сообщил прозайка.
— А что есть?
— Частик в томате, — буркнул Тытырин. — Бычки в томате.
— Тащи бычков. Две банки.
— Но мне для написания…
— Тащи! — показал я Тытырину кулак. — И фасоль не забудь.
Тытырин принес две банки бычков и две банки фасоли. Все в томате.
— Можешь быть свободен, — сказал я. — Иди, проверь посты.
— Какие посты? — не понял прозайка.
Но я только отмахнулся. Сочинитель удалился.
— Деликатесы из реального мира, — пожонглировал
— Спасибо. — Ариэлль снова потрогала подбородок.
Что-то ей в своем подбородке определенно не нравилось.
Я тем временем вытянул ножик и срубил с банок крышки. Бычки в томате предложил в холодном виде, а фасоль поставил на угли разогреваться.
Ариэлль достала деревянную ложку, у меня была ложка серебряная.
— Угощайтесь, — предложил я.
И мы принялись угощаться.
Я не ел бычков в томате уже… ну да, с момента обретения памяти я ничего не помнил про бычков. На вкус они были как маринованные в томате карандаши, впрочем, вполне съедобные.
А Ариэлль бычки, видимо, нравились. Мне показалось, что она их даже смаковала. Бедная девочка.
— Вкуснота! — Ариэлль блаженно жмурилась. — Сто лет такого не пробовала! Где взяли?
— Гуманитарная помощь, — ответствовал я. — Стратегические запасы…
— А тушенки нет? — вдруг спросила Ариэлль.
— Тушенка есть, но не с собой.
— Жаль… У нас вообще одна вегетарианская пища, от нее устаешь.
Ариэлль расправилась с бычками и вопросительно уставилась на фасоль.
— Фасоль на самом деле мексиканская, — сказал я.
Достал банку с углей, протянул ее Ариэлль.
Фасоль ей тоже понравилась. Ну и мне понравилась тоже. Фасоль. Острая такая и чрезвычайно питательная. Вот такой у нас получился романтический ужин… то есть завтрак… трудно понять, что именно.
— Ваш спутник, который с прической, с бумагами. Он кто? — спросила Ариэлль. — Викинг? Я здесь викингов раньше не видела.
— Ну да, викинг, — согласился я. — Викинг пера и чернил, талантливый человек. Без преувеличения могу сказать — Толстой наших дней. Разумеется, Лев.
И снова интерес — девушки всегда интересуются всякими литераторами:
— А что он тут делает?
— Тут он по весьма серьезному делу — пишет новый эпический роман-притчу, в котором собирается отразить все наши здешние приключения.
— Да?
— Угу. А все действующие лица будут под вымышленными именами. Древнегреческими по большей части. Вот я буду…
Тут я немного стормознул и едва-едва не сказал, что меня зовут Говен, но, к счастью, вовремя остановился.
— Вот я буду каким-нибудь Ахиллесом, ну, или Гектором на худой конец. Нет, все-таки Ахиллесом. А вы Еленой…
— Какой Еленой?
— Прекрасной, разумеется.
Ариэлль смутилась. Тупой и бронебойный комплимент — самый верный. Какой я, однако, кавалер — сначала искусил бычками в томатном соусе, потом светская беседа, потом противотанковый комплимент. И все. Дама готова за мной идти в Шушенское или, возможно, в Тобольск, и даже, может быть, в Вилюйск, в Минусинск.