Снежный жар
Шрифт:
– Как назовёшь?
– Сирин – имя крылатой тени. Сильной станет, красивой, сродни самой Нави. Если выжить сумеет.
– А ты? – спросила старуха-ведунья. Она чуть пошатывалась, срок жизни Девятитравы почти истёк. – Волчица не может без Волка. Охотник в мужья набивается.
– Один из первых, к кому дух Волка вернулся. С каждым днём двоедушцев в племени больше, хотя Сивер посильнее прочих будет. Но он мне не нужен! Ты ведь тоже живёшь одна. Отец мой ушёл, старый скиталец мир Явий покинул. Тяжело тебе без мужа и сына?
– Ты меня
Девятитрава пристально глядела Владе в глаза. Тяжело было выдержать её прямой взгляд.
– Как долго собираешься по отступнику сохнуть?
– Не дождётся, не высохну! – рявкнула Влада. – Вместе с охотниками послание ему отправила. Сам ко мне приползёт. Я жизнь ему поломаю, будет ночью умываться слезами, а рассвет встречать с криком!
– За род будешь мстить или за одну себя?
Влада ничего не ответила. Осторожно положила ребенка в выдолбленную колыбель и тихо запела.
– Сварим зелья покрепче и невзгоды уйдут; печаль отойдёт, отступит льдом перед солнцем. Если глаз дурной взглянет – род защитит. Лютую смерть нашлём, душу вырвем, к Марене направим. Теперь ты под землёй, ты дома, дочь племени. Укреплю твою волю, наставлю на путь, выбранный мною.
Влада заметила под воротом распашонки верёвочку и потянула. С груди ребёнка выпал простой деревянный крестик. Влада тут же обрезала нить и отбросила прочь. Из оберегов в колыбели остались лишь два синих пера.
*************
– Молитвами нашими, твоя новорождённая дочка здорова, – со вздохом отошёл Леонид от постели. Вера лежала под ватными и пуховыми одеялами, обнимая младенца. Начавшиеся на холоде роды дались нелегко. С великим трудом она вернулась обратно в избу, перепугала своим видом Егорку, но младший брат быстро оделся, прошёл сквозь морозную ночь и позвал на помощь соседку. Он повзрослел и окреп после всех испытаний, выпавших на их долю.
Теперь же Вера изнемогала от слабости, но девочке жизнь дала, и сама не погибла. Это благое событие грело душу оставленного охранять Монастырь Леонида.
– Довольно смертей, хватит костлявой по нашей общине ходить. Пусть ниспосланная Богом жизнь отгонит от нас тьму Навьих проклятий, – сказал он, не сумев не помянуть резню прошлой ночи. – Как наречёшь ваше дитя?
– Женей, – выдохнула усталая Вера.
– Евгенией значит? Хорошее имя, для настоящей красавицы. Вон какие у неё голубые глаза, как у батюшки. А волосики-то светлые, как у матушки, – улыбнулся Леонид круглому детскому личику.
В сенях послышался шум. Громыхая
– Эх ты, болван! – разразился воевода. – На кой чёрт ты эту гадость сюда приволок!
– Так снять надо было. Бабы ходят перед избой, крестятся, шепчутся, одно слово – дурки! Хоть и «тридцатник» на улице, а со всей слободы люди сбежались. Лясы точат, на холоде топчутся.
Вера отвернулась в подушку и тихо всхлипнула. Леонид начал выталкивать ратника вон из избы.
– Ты эту дрянь сожги! Гребень с ножом руками не трогай и дым не вдыхай – вещь на худо подброшенная, с порчей и с заговором. Коснёшься – сразу на тебя беды повалятся, одна другой хлеще!
Данила испугался и трижды плюнул через плечо и пробормотал: «Чур меня!»
– Лучше бы перекрестился! – поморщился воевода. Данила хотел было выскочить за порог, но Леонид придержал. – Стой! Вот что, нож пока не сжигай, покажем его Сергею. Может в ноже есть послание. А гребень сожги, чтобы праха от него не осталось. Да вели ратникам собираться, оружие готовить, машину…
– Машину за Сергеем отправили, – поспешил напомнить Данила.
– Поучи меня ещё! Иди, жги Навье проклятие, пока всех нас не помазал.
Воевода и ратник, переругиваясь, вышли на улицу. У ворот и правда собралось много людей. Христиане шептались, бабы всхлипывали и вполголоса пересказывали друг другу слухи и сплетни про ночную резню. Многие успели рассмотреть нож в дверях Веры. Молодой жене Волка и без того тяжко жилось среди людских домыслов, ведь обвенчалась с явившимся из-под земли чужаком. Но Леонид хорошо знал их семью и Сергея. Он был из тех, в ком нуждался теперь Монастырь, а после смерти Настоятеля будет нуждаться ещё больше.
– Лёня! – вдруг послышался окрик Веры. Леонид скорым шагом вернулся в дом. Она тянула к нему бледную руку и со слезами заговорила.
– Не ходи один к норам! Не спеши Нави мстить! Дождись Серёжу!
– Не женское это дело решать, куда посылать ратников. Не бойся ничего, мы христиан защитим.
Вера руку не отпускала.
– Не в страхах причина. Я видела Навь, знаю, о ком говорю. Лукавая она и коварная, словно дьявол, а сердце ранено. К такой бестии лучше не подходить!
Леонид помрачнел и отпустил руку.
– Я подземников не боюсь, пусть сами меня в норах боятся. Они детей наших режут – тут уж не Бог им судья, а мы сами. Пока Сергея нет, я защищаю общину. Но не волнуйся, смогу и тебя защитить вместе с Женей. Не знает Навь, на кого нарвалась, как умеем мы воевать.
*************
Машин в Монастыре не осталось, лишь кони. Их содержали в хорошо натопленных стойлах с пристроенным домом конюшего. Лошади были сыты, сильны, но очень не любили морозов. Стоило вывести их из тепла – кони враз заартачились, ударили копытами по снегу. От разогретых тел повалил пар. Лошадей успокоили, лишь укрыв им спины тёплой попоной.