"Сносхождение" (1-12 эпизоды из 16)

Зиненко Александр Евгеньевич

Оказавшись снова в одиночестве посреди неизгладимо белого одеяла, края которого были аккуратно заправлены за горизонт, я стал оглядываться по сторонам.

Под ногами без устали мельтешил чем-то раздосадованный снег. Он как мелководная речушка, что никак не может отыскать свои берега, беспорядочно струился во всех направлениях.

На фоне непрекращающегося снега, царапавшего мои щёки, особенно чётко выделялось тёмно-брусничное небо, на которое, словно с яркой кисти, стряхнули множество разноцветных облаков, прошитых тонкими золотистыми нитями искрящихся нервных

окончаний. Он было точно таким же, как потолок в «Лабиринте самообмана». Должно быть я, сам того не понимая, пытался дать себе подсказку.

На склонившемся к земле дереве, я увидел причудливой формы снежные гнёзда, которые при моём приближении стряхнули с себя комья снега и, обернувшись белыми воронами, вспорхнули с веток. Они сделали плавный круг по воздуху и, опустившись неподалёку, стали копошиться в снегу. Измазавшись с ног до головы белой массой, они увеличились в размерах и приняли облик кто оленей, кто зайцев, а кто барсуков, громко обнюхивая снег, разошлись в разных направлениях, возмущённые моим непрошенным любопытством.

Это всё произошло так неожиданно, что я ахнул, и вместе с паром изо рта посыпались мелкие узоры. Я поднёс ладонь ко рту и стал ловить на неё свору крючков и закорючек, которые почти сразу растворялись в воздухе.

Не успел я наиграться с паром, как заметил неподалёку от крутого склона несколько висевших в воздухе светящихся шаров, каждый размером чуть больше мандарина.

При приближении они угрожающе раздулись до размеров тыквы и рассыпались на десятки золотых рыбок-светлячков. Видимо, как и у всего остального в округе, у них на меня была аллергия.

Я попытался поймать одну из рыбок, но она, как ни в чём не бывало, прошла сквозь мои ладони и поплыла по воздуху за массивный склон.

За ним я обнаружил площадку, заставленную старинной мебелью.

Со всеми этими столами, комодами, креслами, подсвечниками и фортепиано, она походила на уютную гостиную, уснувшую под толстым слоем панировочного снега. Казалось, что с минуты на минуту заиграет музыка и объявятся гости. Но, увы, этому не суждено было сбыться.

Я обернулся и увидел, что на этой стороне крутой склон оказался лежащим на боку пассажирским кораблём, который, подобно огромному кашалоту, выбросился на берег. Я коснулся его неподвижной кормы, - она была мертвецки холодной.

Я не мог избавиться от чувства, что эта земля по-прежнему дышала, даже несмотря на то, что она была с корнем вырвана из грунта и брошена погибать. Казалось, это место хотело поведать мне свою историю, но его рот был забит клоками разбросанной повсюду снежной шерсти.

Я прикоснулся к раме детского трёхколёсного велосипеда, и она тут же разлетелась на тысячи белых песчинок. Снег, на манер ржавчины, разъедал все вещи вокруг, а потом бездумно занимал их место, так и не осознавая, сколько радости и горя они разделили со своими хозяевами. Он просто копировал их форму, ничуть не вдаваясь в детали.

Под ногами что-то жалобно захрустело, и я поспешно отошёл в сторону. Старенький фотоальбом. Мне захотелось взять его на руки, но тот испуганно вцепился в лёд, не желая идти к случайному незнакомцу. Я попытался расчистить лёд рукой, но это не помогло. Зато

под ним я увидел большую коллекцию цветных фотографий, засушенных бабочек, чайных ложечек и исписанных аккуратным мелким почерком тетрадных страниц. Всё это было там, хранилось под огромной «стеклянной» рамой.

Я поднялся на ноги и продолжил свой путь к сердцу «кладбища домашней утвари». Недалеко от вереницы продолговатых высоких камней, в стороне от снежной арки, я увидел группу полупрозрачных бледных силуэтов. Они разыгрывали какую-то странную сцену. Один, что стоял ко мне затылком, водил пальцем по циферблату высоких деревянных часов, словно пытаясь повернуть время вспять. Другой, с оленьими рогами на голове, сидел в кресле и кому-то беззвучно очень экспрессивно жестикулировал. Третий, невысокий силуэт с ушами похожими на беличьи, несколько раз ронял на пол посуду и столько же раз ускользал за арку, возвращаясь оттуда с веником и совком.

Стараясь не потревожить их, я неслышно зашёл за спину одного из высоких камней, облепленных светящимися рыбками…

– Стой!
– вдруг прогремело позади.

Я замер, желая увидеть, как на крик отреагируют бледные фигуры, но те продолжали механически следовать своему сакральному ритуалу. Тогда я обернулся и увидел Марса.

– Не притрагивайся к этим камням!

– А что с ними? – я осмотрительно сделал два шага назад.

– Ничего хорошего. Лучше отойди.

– Что это за существа?
– крикнул я вразрез разделяющему нас открытому пространству.

– Это статеконы.

– Это их камни?

– Кто их знает.

– С виду они безобидные.

– Они тут не при чём. У этих столбов какое-то магнитное поле, они троих наших из ума выжили.

– А почему они так странно выглядят? – снова смотрел я увлечённо на бледные фигуры. – И не люди, и не животные…

– Даже не знаю, что тебе сказать: «Такие, какие есть».

– А что они делают?

– Понятия не имею. Сколько себя помню, статеконы были своего рода визуальными указателями, чем-то вроде живой видеокарты на местности. Объявлялись там, где путники теряли последний след цивилизации и выводили их обратно к дороге, помогали найти еду, не замёрзнуть и прочее. А эти...

– Странно всё это, - произнёс Марс, когда мы покинули площадку. – Статеконы никогда не ходят парами, а этих я не меньше пяти штук насчитал, - он задумался.

– Ну, что так долго!
– возмутился Аксентий, когда мы вернулись к холму.

– Статеконы, - коротко ответил Марс.

– А, эти безмозглые пробки. Что, твой новый друг нашёл с ними общий язык?

– И их там на удивление много, - продолжал темнокожий парень.

– Мне плевать, веришь ты или нет, но это всё из-за вулканического оледенения.

– Да у тебя к любому блюду один и тот же аперитив. Я живу здесь «сто лет в обед» и ни разу не слышал ни о каком оледенении.

– Потому что это не местные истории, а нормальная наука, - шепелявил Акс.

– История – это тоже наука, - не сдержался я.

– Можно мою куртку назад, - он настойчиво протянул руку в мою сторону, - а то я уже волос на груди не чую, - я охотно вернул его попахивающий псиной наряд.

Он принял куртку со словами "за своё не благодарят, мам" и стал её обнюхивать. Затем сморщился, дважды фыркнул и поспешно накинул на плечи.