Снова Казанова (Меее…! МУУУ…! А? РРРЫ!!!)
Шрифт:
…Вечера стихов в России: народу мало, но как прежде хорошо слушают. На мой вечер в «Доме писателей» пришел Д. С. Лихачёв.
.Заходим с Леной днём в буфет. Половина – знакомые. Вот Юван Шесталов выскочил из-за столика, зовёт выпить, искренне обрадовался!
.В. С. Шефнер за столиком. Ест. Взгляд, неподвижный. Я не подхожу, смотрю метров так с десяти. Постарел Вадим Сергеевич. Посмотрел прямо и, не узнав, отвёл глаза.
…Когда я в другой раз приехал в Питер, то попал с лёгкой руки Ильи Штермлера на сборище «Пень-клуба». Собрались в «Доме творчества» в Комарове. Всюду начало развала. Дом тоже осыпается. Похоже, что город «симпровизированный императором Петром» (выражение Дж. Казановы), грозит вместе с пригородами уплыть в небытиё.
После
За столом со мной один раз оказались слишком благополучные в прошлом, а теперь очень по-советски ностальгирующие, ничего не забывшие, не понявшие и, главное, ничему не научившиеся, полуказённые «два розовых Саши» – редактор Рубашкин и критик Нинов. «О, Боже мой, какая скука!». Не выдержав плохого отопления, на второй день смылись в город первыми «Митьки», а потом и мы с Андреем Арьевым.
.В тот же мой приезд Белла Куркова показала по телевидению в своём цикле «Пятое колесо» мой рассказ о том самом издевательском «последнем номере «Правды», который мы с Ариком Вернером и Савиком Шустером соорудили в Италии ещё в начале 1980 года к московским олимпийским играм.
Сделали мы это в редакции и при поддержке сатирического римского журнала «Иль Мале» и напечатали там же немалым тиражом. Самое трудное, оказалось – найти в Италии бумагу такого дрянного качества, чтобы на советскую, «правдинскую» была похожа! В этой «Правде» 1980 года описывался, как вчера совершившийся факт, «добровольный выход России из состава СССР» (почти за десятилетие до всем известных событий). И ещё многое мы угадали. Но все эти угаданные сюжеты были такими веселыми только в нашей газете, а то, что на деле случилось – оказалось жуткой и печальной пародией на наши «пророческие» вымыслы. Развесёлую эту газету (с настоящей правдинской шапкой и шрифтами!) итальянцы раздавали в Москве на олимпийских играх 1980 года. А Шустер ещё и в Афганистане умудрился её пораздавать Ну, не знаю, пользовалось ли успехом моё выступление об этом по телевидению, но вот пироги, которые редактор питерского телевидения Белла Куркова спекла в тот вечер, были, безусловно, выдающиеся.
* * *
«Континент» кончился. Максимов отдал его в Москву Игорю Виноградову, новомирцу. Поскольку «Новый мир» постепенно становится церковным вестником, Боюсь что и «новый» «Континент» – тоже туда же. Их набожности не выдержал даже верующий Юра Кублановский, заведовавший в «Новом Мире» поэзией. Ушёл. И опять живёт в Париже.
.А вскоре – у Максимова рак почек. Хороним его на Сен-Женевьев де Буа… Там уже Галич. Некрасов тоже.
Уходят, уходят, уходят друзья,
Одни в никуда, а другие.
Другие тоже в никуда.
Умер Эдик Штейн. У себя в Нью-Хейвене…
Из всех, кто принесён был той волной,
Последним прихожу на край земной,
И шумно обнажает пена дней
Седое одиночество камней.
Bretagne, Pointe du Raz
.Вот фотографии в моём альбоме.
Конец августа. В саду у Синявских. Он сам в какой-то пёстрой стёганке, очень, как всегда, домашний. Марья чечевичную похлебку свою любимую разливает. Вот и Вика сидит, весёлая. Ей жарко. Тоже как всегда. Рядом – Лена, Дима, Боря – «все, все, все…», кроме меня, поскольку я снимал. Не думал никто, что это последние фотографии Синявского…
А.
М. В. Синявская (разливает чечевичную похлёбку), Лена, А. Д. Синявский. Б. Великсон.
Через несколько дней после этого вечера выяснилось, что Андрей болен. Всё это длилось долго и тяжело. Какая-то особая диета. Какой-то порошок из акул. Потом ему стало настолько лучше, что каждый день он садился за работу. Три месяца, за которые он почти успел закончить свой последний роман, «Кошкин Дом». Снова слёг. Больше не встал.
…Хоронили Андрея Синявского, а с ним и Абрама Терца.
Как сказал тогда Ефим Григорьевич, «Абрама вместе с Андреем попы отпоют и ведь не заметят: вот что такое одесский жулик!!!». В церкви на Сергиевском подворье толпа. Кто-то схватил меня за плечо. Оказалось – Маша Эткинд. Она из Канады к отцу прилетела. С корабля, да не на бал. А в углу в глубокой тени стоял Андрей Вознесенский, только что прилетевший из Москвы.
На кладбище он развернул пакет. Оказалась в маленьком цветочном горшке «земля с могилы Пастернака». Я невольно поморщился: уместно ли? Но тут Андрей начал читать стихотворение:
… … Последнею хохмой чёртовой печаля иконостас,
Мария повязку чёрную повязала ему на глаз.
Пиратские череп и кости прикрыли зрачок его.
Упокой душу, Господи, усопшего раба твоего.
…
А он отплывал пиратствовать в воды, где ждёт Харон.
Сатана или Санта-Мария встретят его паром?
…
Стилист? Хулиган? Двурушник? Гроб пуст. В нём нет никого.
Упокой Господи, душу уставшего шута твоего.
…Проходим. Горсти земли уже не стучат о крышку, а с шорохом, как бы удаляющимся, падают мягким земляным дождём.
Земли переделкинской горсточку брошу на гроб его.
Упокой душу, Господи, духовного бомжа Твоего.
.Потом Марья опубликовала эти стихи в 36 номере «Синтаксиса».
В 1998 вышло в Питере моё «Избранное».
В один из моих приездов в Питер, на мой вечер в «Звезде» пришла Фаина Шушковская. Через четверть века снова увиделись! Я пригласил Фаину приехать в Париж. Один год она не смогла, какие-то дела срочные были, второй год уже собиралась, но снова что-то помешало.Так и не приехала. И вот дочка её звонит: «Вчера умерла. Инфаркт. Она вас любила».
..А потом и Ефима Григорьевича Эткинда не стало. Последние свои годы он прожил напряжённо и счастливо. И «Барселонскую прозу» написал. («Уходят, уходят…»).
…Позвонил Вознесенский. Приглашает на выставку своих «видеом». Мы с Леной приехали. В подвальном выставочном зале знаменитого модельера Кардена около двух десятков работ Андрея. Разные. Вот узкий серый холст в раме. К холсту криво присобачен жёваный окурок «Мальборо». Аллен Гинсберг! Портрет. Ничего нет, вроде, а ведь узнаётся! А вот белая плита, за которой раздается треск, вроде пулемётного, и красные вспышки букв напросвет: «Гумилёв, Гумилёв…» – по-моему, чудовищно пошло и безвкусно. Под потолком: «Чайка – плавки Бога».