Снова на привязи
Шрифт:
– А тебе важно, чтобы тебя именно продали? – он приподнял насмешливо брови. – Быть подарком ты не желаешь?
Женщина нахохлилась. Колдун уселся, передвинул поднос, всем видом показывая, что разговор его больше не интересует.
– Не сопи, иди поешь, - окликнул Амади. – Нынче придется удовольствоваться таким ужином, - он хмыкнул, подцепил кусок мяса пальцами.
Накато перебралась поближе к подносу. За долгий дневной переход она проголодалась. А вяленое мясо – куда лучше, чем ничего. В конце концов, провести здесь им придется не больше нескольких
Любопытно, он и впрямь думает, что она смирится?
Хотела силы – а получила нового владельца. Да, это временно. Амади наверняка заберет ее, как только сочтет, что планы его исполнены в нужной мере. Но до того придется не одну декаду быть рабыней вспыльчивого разбойника.
Вид у женщины был потрясенный, подавленный. Не такого она ожидала! Адвар раздражала Накато, но сейчас ей поневоле было жаль товарку.
Глава 2
В руках колдуна – тонкая соломинка, которую волшба сделала прочной, как кость. Рядом разложены миски и плошки, глиняные пузырьки, костяные ножи и иглы, пучки сушеной травы. Амади будто решил выложить напоказ все свои запасы.
Перед ним горели несколько жаровен. Вокруг собрались, кажется, все обитатели разбойничьего лагеря – поглазеть.
Держались они на расстоянии, но за колдуном наблюдали пристально. Ни движения не укроется от внимательных взглядов! Накато подозревала, что движет ими не только любопытство. Наверняка все они намерены пристально следить – не заколдует ли маг их вожака, не сотворит ли волшбой чего-то вредоносного? И при малейшем подозрении колдуну несдобровать.
Амади не возражал против столпотворения – будто и не понимал, к чему оно.
Сам он сидел на земле, скрестив ноги. Напротив него – Тафари в широких, расшитых шелком шароварах и кожаной безрукавке нараспашку. Вокруг них колдун еще раньше начертил какие-то знаки. Накато никогда не видела, чтобы ее хозяин для волшбы чертил особые знаки и фигуры на земле и выкладывал на них какие-то травы и снадобья. Обычно он обходился парой жаровен с зажженными травами, зеркалом. А тут – соорудил нечто грандиозное. Как на алтаре какого-нибудь храма. Вот зеркала не хватало.
Накато в самом начале помогла хозяину разложить нужные вещи. Теперь она сидела смирно в стороне, наблюдая за ним.
Адвар ждала своей очереди неподалеку от колдуна и разбойничьего главаря. Сложенные на коленях руки сжимались в кулаки. Ночью не спала – Накато слышала, как она ворочалась и сопела. Вид теперь у нее был встрепанный и усталый.
Нынче колдовская печать должна была привязать ее к разбойничьему предводителю.
Вот Амади воздел руки к небу – и шепотки среди разбойников стихли. Остались лишь звуки чуть слышно шелестящего высохшей травой ветра. Колдун нараспев принялся читать какое-то заклинание.
Помешал угли в одной из жаровен, бросил туда горсть сушеной травы. Когда та прогорела, выудил длинной костяной полоской горсть тлеющих углей и принялся рассыпать перед собой. Прямо по
Ее все сильнее терзало подозрение, что все это – лишь для отвода глаз. Чтобы пустить пыль в глаза Тафари и его верным грифам.
Главарь сидел смирно напротив колдуна, пристально наблюдая за ним. Только беспокойный блеск глаз и выдавал его настороженность.
– И много тебе нужно моей крови, колдун? – проговорил он.
– Зачем же много, - Амади не смутился. – Ты ведь видел печать. Совсем небольшая! Я и раньше говорил – лишь несколько капель, чтобы привязать невольницу к тебе. Это проще, чем свести печать совсем. Да и надежнее – ей даже в голову не придет удрать. И ослушаться не сможет.
Тафари кивнул, кинул взгляд на Адвар. Та сидела молча, на лице – равнодушие. Ей стоило труда сохранять его – Накато ощущала это.
Конец соломинки в руках Амади был заострен – так, чтобы без труда проколоть кожу. В тонкий канал соломинки попадала кровь и поднималась по нему сама собой. Этой же соломинкой колдун собирался перенести собранную кровь на печать Адвар.
Второй конец длинной соломинки вроде как невзначай касался края длинного рукава. Под рукавом – Накато знала – примотан широкой кожаной полоской к запястью крохотный глиняный флакон. Кожаные полосы обматывали оба предплечья – эдакие украшения, которые Амади носил, не снимая. Колдун намеревался провернуть фокус на глазах у всего лагеря разбойников и самого Тафари. Прямо под носом у Тафари, сидящего напротив него, меньше, чем в шаге.
Всего-то – проколоть кожу на запястье главаря и подержать соломинку прижатой к ранке чуть дольше необходимого. Часть крови перетекла незаметно во флакон.
Пара алых капель стекла по запястью, упала в каменистую почву. Тафари проводил их взглядом. Руку чуть подтянул к себе: явно опасался, как бы колдун не перехватил эти капли.
Амади нарочито не обратил на них внимания – как и на то, что главарь отшатнулся. Он обернулся к Адвар и взял ее за руку. Несколько проколов на ее печати – и кровь из соломинки потекла на ее руку. Несколько капель впитались в кожу, точно это был сухой песок.
Колдун швырнул напоказ соломинку в жаровню, и та мгновенно вспыхнула. Тафари проводил ее цепким взглядом. Наверняка опасался, что колдун попытается спрятать ее с остатками крови!
Верно опасался. Только Амади заполучил несколько капель. А он и не заметил.
Колдун опустил руки на колени. Вид – воплощенное спокойствие. Накато восхитилась поневоле: сама она ни за что не сумела бы так ловко уронить несколько капель крови с обратной стороны соломинки аккурат в крохотное горлышко! Наверняка изляпалась бы – и рукав, и руку, и кожаную оплетку вокруг запястья. А Амади – словно всю жизнь тем только и занимался, что показывал фокусы.