Снова три мушкетера
Шрифт:
Однако долг воина призывал его туда, где грохотали пушки, и наш герой отправился в Пьемонт, с каждым днем приближаясь к театру военных действий.
Характер и продолжительность войны в описываемую нами эпоху зависели не столько от планов и военных талантов полководцев противных армий, сколько от организации военного дела и самого войска. Почти повсеместно господствовало наемничество. Если в те времена нужно было собрать войско, то военачальник вручал известному числу полковников патент для вербовки солдат в ряды их полков или все дело передавал одному предприимчивому
Что касается издержек, то за них отвечал сам военачальник, а также главнокомандующий со своими полковниками, причем задаток и жалование они платили из своих средств. Оружие и платье солдат покупал сам, вследствие чего нельзя было ожидать также и настоящей экипировки и единообразного обмундирования. Читатель помнит, наверное, те затруднения, связанные с приобретением экипировки, которые испытывали четверо главных героев нашего повествования, отправляясь в поход на Ла-Рошель, а ведь они принадлежали к наиболее привилегированному полку королевской армии.
Догоняя наступавшую армию, д'Артаньян все чаще наталкивался на признаки более или менее ожесточенных схваток, происшедших между отступающим неприятелем и войсками короля. В одном направлении с ним двигались обозы со снаряжением и боеприпасами, шагали отряды в подкрепление воюющей армии.
Из коротких разговоров со случайными попутчиками и несколькими ранеными офицерами, возвращавшимися с полей сражений, молодому человеку удалось узнать об успехе войск его величества против пьемонтцев.
В одном из местечек в горной долине, сидя за черным от времени и скользким от жира грубо сколоченным деревянным столом единственной на много лье в округе харчевни гасконец поглощал похлебку с гусиными потрохами и капустой — единственное, что мог предложить ему хозяин.
«Да, — говорил себе мушкетер. — Я начал отвыкать от приличной пищи. В Париже доктора мне запрещали есть паштет из гусиной печенки, уверяя, что это слишком тяжелое блюдо, а теперь…»
— Какую великолепную кабанью голову, начиненную фисташками, подавали последний раз у господина де Тревиля! — воскликнул д'Артаньян, распаляясь все больше. — Какие ароматные байонские окорока не переводились в родительском доме в моей родной Гаскони! — И д'Артаньян стукнул кулаком по столу.
— Вы что-то сказали, сударь? — спросил хозяин, подходя поближе и с опаской поглядывая на пистолеты, тускло поблескивающие за поясом мушкетера.
— Я говорю, милейший хозяин, что ваша харчевня — не самое лучшее заведение подобного рода. А вон тот длинный кусок сала, что свисает с потолка на крюке в чаду и клубах дыма от вашей негодной печки, сильно смахивает на висельника!
— Господин офицер должен извинить бедного трактирщика, — отвечал хозяин, говоривший на невообразимой смеси французского с немецким и итальянским. — Через нашу деревню недавно прошли солдаты и съели все подчистую, а что не съели — забрали с собой. Если не ошибаюсь, это были французы, — добавил хозяин, криво ухмыльнувшись.
В этот момент,
— Видно, кое-что все же осталось, любезный хозяин, — сказал д'Артаньян.
— Клянусь Святой Троицей — это, должно быть, свинья рябого колдуна, что живет по соседству. Ей уже больше лет чем мне, сударь. А мясо ее по вкусу, должно быть хуже конины, — поспешно отвечал хозяин, делая попытку улизнуть.
Однако осуществить этот маневр ему не удалось, так как о двора снова послышались громкие голоса, сопровождаемые топотом ботфортов, и двери распахнулись, пропуская в харчевню громадного толстяка в кирасе и шлеме.
— А-а, люпезный козяин! — проревел вошедший. — Топрые поросята у тебя там, за томом, — путет чем поткрепиться моим молотцам!
— Черт тебя принес, tedesco, [24]– пробормотал трактирщик, переходя на итальянский, а д'Артаньян расхохотался.
— Что фас рассмешило, каспадин? — зычно спросил толстяк, шумно опускаясь на скрипнувшую скамью.
— Этот плут только что клялся мне, что во всей харчевне нет ничего, кроме этой гнусной похлебки и кислой капусты.
24
Немец (ит.)
— А, мошенник! — загудел рейтар, запуская в хозяина подсвечники. — Ты опманул каспадина мушкетера, но я тепя фыфету на шистую фоду! Вольфганг Бергер — командир отдельного рейтарского полка на слушбе его феличества — к фашим услугам, сударь. Солдаты зофут меня Толстый Вольф.
— Лейтенант королевских мушкетеров д'Артаньян, — представился молодой человек в свою очередь.
— Готов поспорить на што укодно — сейчас нам податут опет. Мои репята перевернут вверх тном фею эту проклятую харчевню, но пез шаркого и допрого фина нас не остафят, — уверенным тоном заявил рейтарский полковник.
— А чтоб вас!.. — тихо ругался хозяин в темном углу. — Французы ощипали всех кур, теперь германцы всех свиней перережут.
— Эй, молотшик! — окликнул его бравый полковник, к счастью, не расслышавший последних слов хозяина. — Неси сюта топрого фина, та пошифей! Каспадин мушкетер и я хотим выпить за сторофье допрого короля Людовика!
Вскоре на столах появились поросята, которых расторопные рейтары деловито зажарили целиком, насадив их на вертела, как куропаток. Нашлось в харчевне и вино.
— Не кажется ли вам, полковник, — спросил д'Артаньян, — что наш милейший хозяин вполне способен подсыпать в бочонок отраву? Поглядите только, как он смотрит на нас.
— Шорт фосьми, фы правы! — с полным ртом отвечал рейтар, от этого его произношение стало еще своеобразнее.
Не приостанавливая движения своих устрашающих челюстей, живо напоминавших д Артаньяну мельничные жернова, полковник знаком подозвал хозяина к столу.
— Фыпей-ка из этого куфшина, люпезный, — тоном, не допускающим возражений, приказал он трактирщику.