Сны из пластилина

Касымов Данияр

Обратный путь у Инес обычно занимал больше времени, поскольку ее поступь по аккуратным, извилистым дорожкам Сада всецело гармонировала с ее настроением, отдавая тем умиротворением, граничащим с легкой меланхолией, неизменно навеваемым визитами к маминому дереву.

Издалека заметила нетронутый пакетик гостинцев на двери.

«Такой дождь, а он все садовничает», – подумала она, на ходу машинально оглядываясь по сторонам. Послышался голос его собачки где-то вдали, в той части Сада, которая граничила с Птичьим парком. «И этой тоже неймется, под дождем-то, – каков хозяин, таков и питомец!..» Но стоп, то был не лай, с тревогой щелкнуло у нее в голове, больше походило на завывание или даже скулеж. Что-то екнуло в груди, и прежде чем что-нибудь сообразить, она обнаружила себя уже несущейся в ту сторону. Бежала на голос собаки, и не по виляющим тропинкам, а по прямой, хлюпая по образовавшимся лужам и местами утопая в податливой от дождя почве. Огибая небольшой холмик, за которым брал начало пруд, уходящий дальше в Птичий парк, она увидела псину у ряда кустарных растений. Одну, безутешную. Завидев Инес, та стала звонко лаять, оставаясь при этом на месте, вертясь вокруг себя словно юла. «Да что с тобой?!» – думала она, приближаясь.

Подбежав, она увидела под кустами сначала обувь, потом ногу, и, наконец, все тело, лежащее ничком на земле, с прижатыми к груди

руками. Тут же плюхнулась на колени, стараясь аккуратно перевернуть его хотя бы на бок, негромко тараторя при этом: «Патрик, Патрик! Что с вами? Вы слышите меня? Вам плохо?» «Ах, дура, он же глухой!» – мысленно обругала она себя. «Живой!» – с облегчением вырвалось у нее вслух, когда увидела моргающие глаза пожилого человека; тут же, однако, замерла, поняв по выражению лица, что от переворачивания, пусть и осторожного, тому больно: он весь съежился, силясь вернутся в изначальное положение – лицом вниз. Она тотчас его отпустила, но медленно, избегая резких движений. «Ах, скорая, скорая!» – осенило ее и, выхватив сотовый телефон из кармана, стала набирать двухзначный номер.

Еще в школе их обучали тому, как правильно делать экстренные вызовы (скорая помощь, пожарная, полиция): что говорить в первую очередь, что не говорить и как говорить. Главное – ясно и коротко отвечать на вопросы оператора, алгоритм вопросов которого построен таким образом, чтобы в максимально короткое время собрать критичную информацию о ситуации, не больше. И действительно, после, как ей показалось, пары-тройки вопросов-ответов, она с облегчением услышала: «Принято, наряд выезжает, оставайтесь на месте Инес». Одна лишь небольшая заминка получилась с названием места: она по привычке назвала его «Большой Сад», а не «Безмолвная Аллея», но оператор понял.

Патрик лежал весь мокрый, словно в воду окунутый. Она хотела укрыть его зонтом, но неожиданно для себя зонта у себя не обнаружила. Да и на ней самой сухого места не осталось. Собака вилась вокруг, поскуливая, но уже не лая. Было видно, что присутствие Инес ее успокоило так же, как последняя фраза оператора успокоила Инес.

Вдруг послышались быстро приближающиеся шаги, точнее хлюпанья, но не оттуда, откуда она их ждала, а сзади. «Так быстро!» – едва промелькнуло у нее в голове, но тут же последовало разочарование: то была не скорая, а подбежавшая девушка в спортивной форме.

– Что с ним? Скорую вызвали? – наклонившись, выпалила та.

– Да, они едут. Не знаю, что с ним, я его таким нашла… Он жив, но двигаться ему больно.

– Я побежала к воротам, встречу их и приведу сюда, – буквально отчеканила та и, не дожидаясь ответа, умчалась.

«Отличная идея! Отличная! Ай-да, молодчина!» – мысленно одобрила ее Инес, поражаясь эффективности мышления девушки.

Она не знала, сколько времени прошло, прежде чем они приехали: все это время она что-то говорила и говорила садовнику, не особо помня, что именно, ей просто казалось, что так ему будет легче (снова забыла, что он не слышит); по сути же, скорее, своим монологом успокаивала себя, ибо ждать и ничего не делать было невыносимо.

За своим бормотанием она и не слышала, как те подбежали. Лишь когда чьи-то руки отстранили ее, она обнаружила, что уже не одна; ее окружали трое людей в одинаковых голубых дождевиках: два медбрата с носилками в руках, медсестра, и та девушка в спортивной форме, стоявшая чуть поодаль. Медсестра припала к лежащему, осматривая и задавая Инес вопросы. Услышав от нее, что он глухой, они все переглянулись. Медсестра что-то шепнула своему коллеге, тот кивнул в ответ. После беглого осмотра, они аккуратно начали перекладывать его на носилки.

– Это ведь ваш зонт? – спросила «молодчина», протягивая его Инес. – Он лежал на земле, там, за холмом.

– Ах, да, мой, спасибо.

– Я должна бежать, у меня дома ребенок остался один. Вы ведь…

– Да, да, вы идите, я останусь, если нужно. И спасибо.

– Вы ведь обнаружили его? – обратилась к Инес медсестра, когда медбратья подняли носилки и устремились к машине, и после утвердительного ответа, продолжила: – Он не разговаривает, боюсь, что вы нам будете нужны на некоторое время, не больше часа, чтобы понять обстоятельства. Вы ведь сможете?

– Да, разумеется, я с вами.

И они устремились вслед за медбратами, уже порядком удалившимися, за которыми следовала совсем притихшая собачка. По пути она в двух словах описала спутнице, как и когда она его обнаружила, отвечая по ходу на уточняющие вопросы.

Проходя мимо его дома, Инес бросилась к дверям и, вытащив круассаны из пакета и положив их на крыльцо, живо последовала за всеми в машину скорой помощи. Ее, вместе с одним из медбратьев, усадили рядом с водителем.

Удаляясь, она бросила беглый взгляд в сторону оставленного позади домашнего питомца, стоявшего у входа в Сад и провожавшего их взглядом полным тревоги; гостинцы лежали не тронутые.

* * *

Был в баре с ребятами, смотрели футбол. Наши выиграли! Был рад, но не так как раньше. Поймал себя на мысли, что, если бы даже проиграли, не сокрушался бы, наверное. Все было как прежде, да и весело было, но не чувствовал единения с местом и людьми. Больше смотрел не на экран, а на товарищей и других посетителей бара. Чувствовал себя инородным телом там. А глаза у всех горели, куча эмоций, радостных восклицаний, огорчений, бесконечных передвижений столов и стульев, громких обсуждений, море пива и закусок, звон разбитых кружек. В общем все то, что я так люблю. Или любил. Любил? Еще думал откуда такой экстаз? Почти умопомрачение, коллективное отключение сознания; и только интерес, почти животное желание выиграть, чтобы наши выиграли, чтобы те проиграли, чтобы мы были сверху, а те снизу, чтобы вырвался из груди победный клич, чтобы залить гордость и радость победителя крепким напитком и уснуть, уснуть крепко, чтобы потом обсуждать и обсуждать, вплоть до следующего матча. Те тоже думают также и хотят того же. И вот так по кругу. Все идут в бар смотреть футбол словно сами идут играть, кутаются в символику своей команды, чтобы опознать кто наш, а кто их. И даже совершенный незнакомец, одетый в те же цвета, становится тебе ближе в тот момент, чем твои родные. И обнимаются друг с другом, и угощают выпивкой, и понимают друг друга, понимают совершенно. Откуда это? И как вернешься домой – сразу ясно, победили или проиграли. Или веселое лицо с сияющими глазами, шумный весь, болтливый, или понурый, неразговорчивый, грустный, словно сам был бит. Был бит. Был бит. Точно! Идем смотреть футбол – словно на войну! И после битвы слышно только победителей, проигравшие же молчат, или оправдываются, зализывая раны в укромном месте, избегая даже своих, в ожидании следующего боя. А подруги, жены проигравших пожалеют их, успокоят их и подбодрят, и обязательно отпустят взять реванш, даже подтолкнут. И так по кругу. Все будут победителями, все будут проигравшими, и по многу раз. И так каждый раз, изо дня в день, из года в год, из жизни в жизнь: и старик,

«навоевавшийся» в свое время, будет наблюдать за молодыми «солдатами». И турниры-войны бесконечны. А женщины снисходительно нам улыбаются, с «пониманием» относятся к нашему баловству, как бы говоря «чем бы дитя ни тешилось, лишь бы устало», и, наверное, рады, пусть и невольно, что мы возвращаемся эмоционально истощенными, опустошенными, всеми мыслями в этой войне. И нигде больше… Всю свою эмоциональную энергию оставляем в футболе, ну или в любом подобном увлечении… А раньше радовался и получал удовольствие от таких посиделок. Даже ребята подметили, что задумчивый стал какой-то, если раньше кружек пять-шесть пива просто улетали, то вчера едва третью допил. Чем больше думаю обо всем этом, и, как мне кажется, чем больше понимаю вещей, тем грустнее становлюсь. Грустнее? Или задумчивее? Не все ли равно! Витя, с которым я нет-нет да болтал о моих наблюдениях, невольно поднял меня на смех, обронив, что я все больше и больше интересуюсь гендерными вопросами. Только и слышал вокруг: «Тебе оно надо?» или «Делать тебе нечего!» или вот еще, классика: «Против природы не попрешь, дружище!» Все в этом духе, короче. Пожалуй, только Мансур сказал интересную вещь: «Хочешь жить спокойно и наслаждаться жизнью – не думай о таких вещах, относись к ним проще». В точку сказано. Сам заметил уже, что чем больше думаю, тем наслаждаться получается меньше. Вот даже футбол смотрится по-другому. Во всем начинаю видеть подвох. Воистину говорят: «Блаженен сон не ведающих!» Но не думать не получается, да и не хочу не думать. Всю жизнь и так не думал. Жил как указывали, «ел то, что положат в рот», не задумываясь… «Против природы не попрешь!» – я и не пру против природы. Я же не собираюсь рожать! Здесь, понимаю, против природы не попрешь, а в остальном я уже не так уверен. Ну, еще уверен в том, что мужчины от природы физиологически сильнее женщин, то есть, предрасположены быть сильнее, а дальше как пойдет. Вон, куча девушек, которые занимаясь, становятся в разы сильнее многих мужиков. Да, и мужчин-дохляков хватает. Ах! Удивительное видео позавчера смотрел! Просто удивительное! В скандинавской стране (а где же еще?! они вечно впереди планеты всей), в Норвегии, кажется, гендерное неравенство как таковое знают или испытывали, кажется, только люди примерно моего возраста и старше. В этом видео сняли один из уроков юных школьников по предмету «История развития общества» или что-то в этом роде, где как раз освещается гендерный вопрос в ретроспективе: о том, что раньше было неравенство полов, что мальчики занимались только тем-то, что они могли и не могли делать, и т.д., так вот – реакция детей поразительна!!! Глаза округляются от удивления, как у мальчиков, так и у девочек, или даже от недоверия к тому, что говорят, будто им сказку какую-то рассказывают. У девочек даже где-то виноватое лицо становится, им будто неудобно за прошлое, которое им рассказывают, неудобно перед мальчиками, и они виновато хихикают. Мальчики же негодовали и всё спрашивали «почему? почему?» Один мальчик прямо покраснел, и дышал глубоко, видимо ему было даже не по себе от этой новости, и от того, что такое было. Поразительно еще и то, что в их простых словах звучит правда. В их простых вопросах-ответах обнажается весь вопрос, и все аргументы, основания, которые им учитель приводит, обосновывая, отчего так было раньше, летят в тартарары, разлетаются в пух и прах! В их устах вся правда жизни, т.к. они отбрасывают всю шелуху, которой любят покрывать взрослые, и перед ними любой вопрос – голый, совсем голый, не припудренный красивыми фразами, замысловатыми оборотами речи и мудреными доводами, которыми так грешат политики и взрослые. Помню, одна девочка выпалила: «Но как они могли считать, что девочки в принципе умнее мальчиков, если это не так? Вон у нас Свэн показывает лучшие результаты на экзаменах во всем классе, да и Эрик тоже… Не понимаю». Удивительное видео! Много думал после просмотра. Нашим же деткам скажи, что это занятие только для девочек, а это для мальчиков, что эти способны на это, а вторые только на это, и т.д. – вопросов не зададут, покорно примут как данность и будут следовать. Почему? Да потому, что уже подобное слышали или дома, или от родных или на улице. Ребенок верит тому, что говорят в школе, потому что это подтверждается услышанным дома, верит тому, что говорят дома, потому что слышал такое в школе, и верит тому, что говорят на улице, потому что похожее уже слышал либо дома, либо в школе. Вот, все «устроено» и «настроено». А мы, чтобы убить любое желание, любой позыв любознательности у вдруг, откуда не возьмись, любопытного ребенка, только и говорим две вещи: «природа устроена так!» или «таковы обычаи!», и все! На все только эти два ответа! К любой ситуации подгонят их, если первый не подходит, то второй, и наоборот. Два железобетонных ответа! Два неподъемных ответа! Не оставляющих никаких надежд, и главное – два ответа не оставляющих места для дальнейшего развития мысли и не требующих никаких доказательств: достаточно просто «положить» их на стол и все, разговор окончен. Природу не изменишь, обычаи же предков – это прошлое, а прошлое не вернешь и не изменишь. Все, остается только проглотить. Из первой фразы я согласен только со словом «устроена». Именно «устроена», но только не природой, а людьми… Ах, как Айгуль права, тысячу раз права! Как я раньше не обращал внимания на все это! Отказываюсь не думать! Все! Не хочу не думать! Не хочу жить проще! Пусть будет сложнее, пусть не многое поменяю в своей жизни, но, возможно, таким образом, поменяю жизнь Дамира. Я должен быть ему примером, причем не на словах, а на деле. Да, не на словах, а на деле! Ах, как хочу, чтобы он был также «свободен», как тот ребенок из видео, который негодует от того, что ему рассказали про прошлое. Очень горько и грустно от того, что, если моему мальчику сказать такое же, боюсь, что он отнесется к этому спокойно, нормально. А это, – это как раз-таки и не нормально… Мама родная! Ну и расписался же! Если в первые дни еле-еле полстраницы набирал, будто и мыслей особых не было, то сейчас не заметил, как уже пару страниц начиркал! А раньше думал не мое это дело – дневники вести, мысли записывать, да и мыслить. А, нет! Все по силам, все нарабатывается! Ну все, Айгуль зовет спать!

* * *

Молодой человек быстро шел по коридору; его шаги по уложенному мрамором полу, усиленные акустикой от высоких потолков, гулко отдавались в воздухе, придавая, как ему казалось, значимость топоту его ног. Ему нравилось здесь слышать звук своих шагов. Немногие, пожалуй, обращали внимание на эту особенность здания, которую с первого же дня отметил он. Но это и немудрено, ибо слух у этого молодого человека был отменный, – музыкальный.

От всего в этом здании веяло властью, начиная с самого строения, поистине исполинских размеров, вплоть до вешалки или дверной ручки каждого кабинета. Высокие потолки, широкие коридоры, неброские отделочные материалы образцового качества и представительский дизайн внутреннего интерьера придавали солидную или, лучше сказать, величественную атмосферу этому месту. Все было отделано с безупречным вкусом, но без мишуры. Даже запахи здесь были иные: вроде ничего особенного, но в воздухе витала монументальность.