Сны мегаполиса (сборник)
Шрифт:
– А Саня об этом знает?
– Знает он все прекрасно! Он, скотина, нарочно выставляется.
– А он и правда твой заместитель?
– Да нет, – слегка выдохнул Гриша. – Вообще-то, конечно, мы партнеры. Только я – как бы – старший. Значит – главнее. А он – второй. Значит, зам. Все ясно. А как до дела доходит – начинается выпендреж. Ненавижу!
– А этот твой Саня – он дурак?
– Почему? Вовсе нет, – опешил Гриша. – Санька – совсем не дурак, он толковый мужик. Скотина просто, а так – нет.
– Вот ты умный, Гриш, – Ольга ласково посмотрела на него, и Гриша с ней согласился. – А простую вещь как будто не видишь. Саня – он же знает, что он второй.
– Ну да, – опять согласился Гриша, толком, впрочем, не понимая, в чем дело.
– Он знает, и ты знаешь.
– Угу.
– Ты знаешь, что ты – главный.
– Угу.
– И он это знает, твой Саня.
– А фиглишь он тогда всякий раз вылезает?
– А это потому, Гриш, – Ольга говорила ласково-ласково. – Это потому, что ты все время говоришь, что ты – первый.
– Ну и что? Это ж так и есть!
– А если есть, и все об этом знают – то чего разговаривать?
– Не понял! – не понял Гриша.
– Саня согласен с тем, что ты первый. Он боится, что ты решишь стать единственным. Теперь понял?
– Ну, вроде, – неуверенно протянул Гриша. На самом деле он понял как-то не очень, но признаваться не хотелось. – И чего делать-то?
– А ты просто скажи при случае, что вы – равные. Вот и все.
Грише идея не понравилась. Как это, на хрен, равные, если он первый. Но доверие к Ольгиным идеям после случая с секретаршей у него было довольно высоким, и поэтому на следующий день в разговоре с Саней (с глазу на глаз, без свидетелей, на всякий случай – а то наговоришь лишнего, потом не отмажешься) он по ходу дела ввернул ненавязчиво фразочку, что, дескать, мы с тобой, Санек, как равные партнеры... Эффект был потрясный.
Саня покраснел, сбился с фразы, и стал мямлить что-то невнятное.
– Да я... Гришань, да ты... Мы, конечно, партнеры, но разве я без тебя... Я только если с тобой, это ты у нас – глава фирмы. – И еще минут пять распинался, запинаясь, в таком духе. Куда только все амбиции делись. Фантастика.
Грише и самому стало неловко. Одно дело ругаться, раздирая на груди рубаху с майкой, кто тут старший, а совсем другое – когда тот же Саня тебе чуть руки не целует из благодарности. Он попытался его унять – вышло еще хуже. В конце концов они оба расплылись, обнялись, побратались – и все равно пришлось идти выпивать для успокоения нервов.
Но Ольга-то какова!
Гриша привязывался к ней все больше. Если несколько дней подряд встретиться не получалось – а бывало, то дела в конторе закрутят, то еще что – Грише начинало словно чего-то недоставать. Поселялось внутри какое-то неуютное чувство, вроде как ты голодный, но не в животе, а где-то выше. И свербело, и нудело, и подсасывало. И только если он находил минутку, и брал телефон, и дозванивался, и слышал в трубке журчащее: «Конечно, хорошо. Приходи вечером. Я буду дома.» – немножечко отпускало. А уж вечером, в ольгиной кухоньке, и совсем проходило. До следующего раза.
На новогоднюю пьянку в конторе Гриша пришел вместе с Ольгой. Она имела среди сотрудников и подчиненных бешеный успех. Можно сказать, произвела фурор. И опять непонятно – чем.
Платьице на ней, как и всегда, было самое вроде простенькое. Не длинное, так, чтоб в пол. Не короткое, когда мини до выше некуда. Без вырезов и декольте. Разве что чуть более голубое, в отличие от обычных сереньких. Остальные девушки в конторе были гораздо выразительнее и ярче. И это не говоря о косметике и прическах.
И вела она себя, как всегда. То есть тихо, практически молча. Сколько Гриша ни находил ее взглядом в толпе –
Потому что контора гудела на эту тему даже после всех длинных выходных. Какая, дескать, у шефа на этот раз очаровательная, милая, замечательная девушка. Даже всем девицам, и то понравилась. Саня, уж на что критикан, ни одна гришина девушка его никогда не устраивала, хотя какое его вообще дело, но и тот был в полном восторге. А секретарша гришина, та и вовсе чуть не слезами потом обливалась, все рассказывала Грише, как ему необыкновенно повезло.
Он, конечно, и сам боль-менее понимал, в том смысле, что Ольга ему и самому нравилась, но чтобы уж что-то такое сверх-замечательное и необыкновенное... Тем более – на новогоднем вечере. Когда там чего разглядеть-то успеешь... Хотя, что ни говори, пустяк – а приятно.
После Нового года гришино желание – остаться в ольгиной квартире на диване и больше не уходить – отчасти реализовалось. Не вдруг, конечно, не единым махом. Просто как-то однажды он остался на ночь. Потом – еще раз, потом – на пару дней. Потом еще. Зубную щетку и тапочки Ольга ему организовала, но бритвы и прочих удобных мелочей продолжало недоставать. Немного поразмышляв на эту тему, Гриша понял, что абсолютного счастья в мире нет, совместить все – уютность продавленного диванчика на кухне и свой привычный холостяцкий обиход – невозможно, и... Предложил Ольге собрать вещи и перебраться на его территорию. Формальным поводом было наличие там большей площади. Ольга подумала, потом молча кивнула, достала откуда-то средних размеров сумку и стала укладывать вещи.
После ее переезда гришина стильная квартира стала все больше и больше терять свой холодный гостиничный лоск и приобретать уютный жилой вид. Стеклянный стол Ольга накрыла яркой скатертью в цветах, на металлической мебели откуда-то возникли разные подушки и валики, очень удачно смягчающие торчащие углы, с окон исчезли плоские жалюзи, их место заняли плотные шторы. По углам и на подоконниках появились растения в пестрых вазах и горшках. Домработница МарьИванна влюбилась в новую хозяйку через полчаса после знакомства. В общем, дом согрелся и задышал. В кухне пахло ванилью, а может, корицей, а может, чем-то еще, но запах был домашним и вкусным. И если рабочие совещания, даже очень нужные, вдруг затягивались допоздна, Гришу это почему-то теперь раздражало. И он сидел на своем главном месте, и сурово кивал, делая вид, что вникает в производственные проблемы, а сам думал тихонько: «Интересно, чем Ольга там занимается без меня?»
Мысли эти носили скорее отвлеченный, чисто умозрительный характер. Несмотря на новую близость и совместную жизнь, Гриша все равно не знал про свою подругу практически ничего. То есть он знал, конечно, как она улыбается, хмурится, ходит и говорит, и все это ему очень нравилось, он знал, какие цветы она любит, а точнее – что она не любит срезанные, неживые, цветы, он узнавал «в лицо» ее платья, которых было совсем немного, любовался ее смешными голубыми домашними туфельками на шелковых завязках и помнил, что в ее опеле надо бы сменить масло – но чем Ольга занимается в то время, когда его не рядом, он знал не больше, чем в момент их первого знакомства. И почему-то, когда она рядом была, это казалось совсем не важным.