Сны на горе
Шрифт:
Услышали мы эти истории и еще разные другие, похожие, на похоронах Алика. Здоровущие мужики, даже не скрываясь, плакали, обступив узкий гроб.
Выносили его из дома мамы, которая со своей высокой прической – волной надо лбом – и удивленным лицом стояла у гроба, как будто бы не понимала, что этот гладко причесанный с мягкой волной надо лбом ее сын и есть тот человек, про которого рассказывают героические истории эти бронзоволицые люди.
Они как будто бы рассказывали
Ни одна жена – а их у него ко всеобщему удивлению было целых три – не стояла у гроба.
После Эллочки Алик встречался исключительно с некрасивыми девушками, которые использовали его либо до первого стоящего поклонника, либо до второго мужа.
Он трижды оставлял женам построенные на геологоразведочный заработок кооперативные квартиры – большая роскошь по тем временам – и возвращался в тайгу с неизменным рюкзаком и молотком за поясом. Другого собственного имущества у него сроду не было.
Некрасивые же его жены были все на редкость лютыми и алчными. Так что, когда брат погиб и привезли его гроб к третьей жене, чтобы вынести его в последний путь по-людски из дома, она и на порог не пустила.
…Много лет спустя дочка этой третьей позвонила в дверь моей ленинградской квартиры. Я обомлела – на меня смотрели коричневые в крапинку глаза Алика. Но тут она зашевелилась, заговорила гавкающим материным голосом, зашныряла, прицениваясь, глазами по обстановке – слава богу, пусть меня лучше положат в гроб чужие люди, чем такая родная кровь с алчным прищуром.
Аликина история
…Ану о смерти брата мы не сообщали до похорон. Он был в тяжелой депрессии после истории с сыном.
Я часто думаю сейчас – тогда я думала только о том, каково брату, – а каково было тому мальчику, которого он прижимал к своему сердцу, рассказывал ему сказки и обещал золотые горы, – каково было крохе вдруг перестать чувствовать всю эту огромную любовь? Боже, спаси детей от мира взрослых.
Мальчика я этого так никогда и не видела. Зато видела брата – с почерневшим лицом и мертвыми глазами.
С таким же лицом он выслушал весть о гибели брата. Я специально полетела к нему, чтобы не из телеграммы, не из чужих уст – от меня узнал.
Он тут же стал кидать вещи в сумку.
– Тебе купим в дороге. Летим.
– Куда?
– В горы. Я должен был быть там с ним.
– Откуда ты знал, ты не мог.
– Мог – это для меня была поездка. Он хотел мне помочь. Я отказался. И вот теперь его нет.
Я похолодела. Все мы думали, что это была просто очередная насмешка судьбы – Алик, который прошел тайгу, уголовников, дикое
Мы приземлились в Ивано-Франковске и на крошечном самолете, где вместе с нами была еще почему-то коза, добрались до Косова. Там нам сказали, что «артыст» жил выше в горах на хуторе, там и погиб.
Мы не обратили внимание на «артыст», здесь любой неместный – артист для всех.
На хуторе нас встретили даже торжественно. Отвели в деревянную расписанную избу без подворья – раскинувшаяся внизу долина и мягкие горбы гор на горизонте вместо ограды. Простор и снопы света до головокружения.
Вышел к нам во главе многочисленного семейства старый дед в расшитом жилете. Вынесли и расстелили на лавках «лыжныки» – свалянные из разноцветной шерсти пестрые ковры – знак уважения и того, что разговор будет длинным.
Расселись по обе стороны деревянного выскобленного стола. В расшитых сорочках молодухи положили скатерть с красными петухами, вышитыми по краям, поставили «горивку», теплый хлеб и нехитрую закуску.
Все без малейших признаков суеты или желания угодить – готовились к важному.
Ан – он сидел как раз напротив деда – уперся подбородком в сцепленные ладони и, не мигая, смотрел на покрытые черными венами потрескавшиеся руки, которые не торопясь наливали в граненые стаканы мутноватую жидкость.
– Ну, будьмо! – провозгласил наконец дед, и все выпили, включая молодух, на руках у одной из которых сосал кусочек ткани с завернутым сахаром ребенок.
Опять помолчали. Стали подтягиваться другие люди в расшитых сорочках и жилетах – видимо, соседи – хотя какие соседи, хата одна среди гор, как перст. И солнце снопами рассыпает лучи за горами.
– Ты його брат? – вопросил торжественно дед.
Все чуть-чуть задвигались, а Ан вздрогнул и поднял глаза на лицо деда.
– Брат, – констатировал дед, – ну, так слухай.
Наш Алик приехал утром, его поместили в приготовленные для него комнаты в пансионате, где, как правило, останавливалось начальство или солидные туристы. Потому ли, что комнаты показались ему большими для одного, или по чему другому, но он даже вещи не распаковал и попросил, чтобы отвели его в горы «на волю до добрых людей».
– Його привели до нас, – не без гордости сообщил дед, и все вокруг кивнули, подтверждая, что лучшего места для такого важного гостя быть не могло.
– Вин трохи поив и попросив горивки, – Ан опять быстро посмотрел на деда.
Наш Алик никогда не пил, и это была его особенность, вроде как его заикание.
– Мы посыдили трохи за цим столом, та прийшов час идты до церквы, бо була свята недиля. Ось мы уси зибралыся, а вин питае – чи можно йому з намы?
Все вокруг закивали – так и было.