Сны над Байкалом (сборник)
Шрифт:
Эла засмеялась:
— Люби меня!
Объятия ее становились все горячее, жаднее… Наконец Виктор наметил дату отлета — через месяц.
— Повремени, — попросила Эла.
Виктор прибавил неделю.
— Еще…
— Эла!
— Мне нужно.
— Для чего?
— Все равно не поймешь.
Они лежали под звездами. Где-то далеко слышалось пение. Голос, сильный и звучный, один выводил странную и сложную мелодию. Она то поднималась, то опускалась до нижней октавы, переходила
— Кто это поет? — спросил Виктор.
— У нее Ночь Посвящения… — ответила Эла.
— Ты уже говорила эти слова, — напомнил Виктор.
— У каждого своя Ночь Посвящения.
— Ты отвечаешь загадками, Эла.
Девушка вздохнула в ответ.
— Печалишься? — спросил Виктор.
Эле стало заметно хуже. Выпятились лопатки, ключицы под платьем, впали и побледнели щеки. Только голос стал звонче, сильнее да удивительные глаза ярче.
— Так надо… — успокаивала она Виктора.
А тот готовил корабль в путь. Проверил моторы, горючее, ввел авиэт в отсек.
В минуту ласк увлекал Элу рассказами о Земле.
О цветах. Больше всего Эле хотелось потрогать цветы — на Иллире не было цветущих растений.
— Все цветы Земли я подарю тебе, — пообещал Виктор.
Четыре дня осталось до отбытия корабля. Теперь они ходили пешком. Через ручьи, овраги Виктор переносил ее на руках: Эла была как перышко.
Все чаще она вызывала родителей — фагот и скрипка тревожно пели возле нее.
— Плохие вести? — спрашивал Виктор.
— Нет, — уверяла Эла.
— Нам будет легче, когда улетим, — говорил он. Однажды они ушли далеко. Ночь застала их на половине пути к кораблю. Они едва добрались до города.
— Сядем. — Эла опустилась на траву на круглой площади.
— Но уже недалеко, — возражал Виктор.
— Останемся, — попросила Эла. — Я хочу.
Виктор сел рядом. Ночь была тихая, душная. В башнях, в минаретах не слышалось музыки. «Как перед грозой», — подумал Виктор.
— Положи мне голову на колени, — сказала Эла. Виктор склонился к ней.
— Ляг, — сказала она, — закрой глаза.
Она перебирала его волосы, гладила по лицу:
— Усни…
Ее руки были как у ребенка, ее ласка как успокаивающая ласка матери.
— Спи.
Прикосновение рук убаюкивало. Виктор впал в забытье.
Вдруг он услышал пение. Оно было близко-близко и далеко — как бывает во сне, было рядом и в нем самом.
Усни, любимый…
По тембру Виктор узнал, что поет Эла. Удивился, хотел подняться. Но теплота в теле, истома не дали ему пробуждения.
Усни, любимый…
Мы улетим с тобой к звездам.
Будем жить, создавать музыку,
И
Сквозь сон Виктор чувствовал, как что-то меняется близ него, исчезает; голова его клонится ниже, коснулась травы.
Но голос Элы звучал:
Усни.
Я твоя любовь, твоя песня.
Нет Ничего лучше, как быть вдвоем:
Пусть сплетаются руки, сливаются губы,
Мы вместе, мы любовь.
Мы полет.
Мы вечность.
В то же время Виктор чувствовал, как от него уходит тепло, а вокруг образуется пустота.
Спи, любимый.
Мы улетим с тобой к звездам…
Очнулся он внезапно. От тишины. Он лежал на траве. Элы рядом не было.
— Эла! — позвал он.
Никто не откликнулся.
— Эла!.. — Виктор вскочил на ноги. — Эла!
Тишина. Вдали шла гроза, но так далеко, что грома не было слышно. Сверкали зарницы.
— Эла!..
Площадь была пуста. Темные здания молчали.
— Где ты, Эла?
Молчание.
— Эла-а!..
Виктор метнулся в одну сторону, в другую, обежал площадь по кругу. Нигде никого.
— Эла, откликнись! — кричал он.
Побежал вдоль по улице. Вернулся на площадь.
— Эла! — забарабанил руками в стену ближайшего дома. Упругая стена не ответила.
Виктор бросался от одного здания к другому, стучал, умолял:
— Верните!
Опять побежал по улице.
— Верните!..
Было тихо и глухо. Начинался рассвет.
На площади, там, где они сидели с Элой в начале ночи, Виктор нашел травяные сандалии и понял все.
Это была Ночь Посвящения. Девушка превратилась в песню:
Будем жить, создавать музыку,
И лучи звезд будут нам струнами…
Разве могло быть по-другому в этом странном и чужом мире? Эла — она была кокон, как эти непонятные башни. Теперь она стала собой — песней. Разве могло быть иначе?
Разум, однако, не хотел мириться с этой простой очевидной истиной. Виктор все еще звал:
— Эла…
Сандалии он не взял. Зачем? Еще раз обошел площадь, прошел по улице. Остановился в конце. Попрощался с городом.
Поднялся на холмы и еще раз оглянулся на город.
Непростой город, в нем жила музыка.
Поднялся на корабль, задраил за собой дверь. Поставил ракету на вертикаль. Положил руки на рычаги управления.
— Я твоя любовь, твоя песня… — услышал он.
— Ты здесь? — спросил он, задерживая руки на рычагах.
— Здесь. И останусь здесь.
— Эла…
— Да, любимый. Иначе нельзя.
Второй раз в это утро Виктор понял: иначе нельзя.
— Прощай, — сказал он.
— Прощай, — ответила Песня.
— Сколько ты будешь со мной? — спросил Виктор.