Сны над Танаисом
Шрифт:
– Я позабочусь обо всем, - покивав, сказал Феспид и не громко, но отчетливо позвал: - Хион!
Позади щелкнули по полу подковки каллиг, и Гестас, обернувшись, встретился взглядом с невысоким и щуплым эллином, почти подростком. Он смотрел на Гестаса неясными и тревожными глазами человека, не спавшего ночь и теперь вынужденного против своей воли приготовиться к тяжелому, полному трудов дню.
– Хион. Проводи посланника великого пресбевта в чистую комнату, где он сможет отдохнуть с дороги. Принеси ему вина и еды. Будь с ним учтив, как со мной.
Гестас коротко поклонился
Диадох повел себя странно, но то, что он может быть заодно с изменниками, в голове Гестаса не укладывалось.
– Не давай мне больше двух часов, - предупредил он Хиона, наскоро поев.
– Буди, не жалея.
Хион молча кивнул.
Гестас уложил седельную сумку в изголовье, и едва захрустел под спиной мягкий, сухой тростник, как душа Гестаса стремглав порхнула под крыло Морфея.
Времени в земных пределах ушло, однако же, гораздо больше, немыслимо больше двух часов. Будто целый эон вместился в одно мгновение тьмы. Эта магия времени встревожила Гестаса с самым первым вздохом пробуждения, и он сразу поднялся с тростниковой постели, настороженно заостряя память и слух. Тишина, стоявшая вокруг, еще сильнее обеспокоила его, тишина эта показалась ему предательской, а свет в окне, выходившем на юг, показался блеклым и предвечерним. С недобрым предчувствием Гестас поспешил наружу.
Едва он распахнул дверь, как из темной стороны узкого коридора выступил Хион и с заметной робостью преградил дорогу.
– Я просил разбудить, - зло и громко сказал Гестас, наступая на него, - Сколько времени прошло?
– Господин велел не тревожить твой покой, - глядя перед собой в пол, невнятно произнес Хион.
– Господин просил тебя не выходить.
– Какой господин? Ты - раб Феспида?
Губы Хиона дрогнули, и на лице его мелькнула тень мстительной обиды.
– Ты загораживаешь мне выход и не учтив, как велел тебе господин.
Гестас плечом отодвинул Хиона в сторону и, выйдя на свет, замер в смятении.
В Цитадели царила обстановка самого беспечного привала, а западная стена все так же зияла строительной брешью, в которой поблескивали далекие блики Меотиды.
Небо начало золотиться, и вечер был недалек.
Гестас не знал, что и подумать. Он испуганно оглядывался вокруг, и губы его вздрагивали в такт со словом, стучавшим в висках: предательство! Предательство!
Он кинулся к Феспиду.
Опочивальня диадоха пропиталась духом перестоявшего на солнце вина. Сам Феспид, давно прикорнув в кресле, пребывал теперь в каких-то ленивых и бесчувственных размышлениях. Он встретил Гестаса взглядом, не выражавшим, казалось, ничего.
Едва сдерживая волнение, Гестас заговорил холодным и сильным голосом:
– Я - посланник великого пресбевта и по его личному повелению обязан проследить за выполнением доставленного мной приказа. Приказ не выполнен. Я вынужден требовать объяснений.
Брови Феспида задвигались, и он, оглядев Гестаса с головы до ног, сделал медленный глубокий вздох.
– Следовательно, тебе, посланнику самого пресбевта, - тихо и безучастно проговорил он едва не по складам, - должен быть известен текст этого приказа, не так ли?
– Вытянув вперед руку,
Гестас оробел, почувствовав подвох, и ответил не сразу, отчего взгляд Феспида вдруг ожил и загорелся недобрым, лисьим вниманием.
– Да, мне известен текст приказа, - взвешивая каждое слово и не отводя глаз в сторону, сказал Гестас.
– Каков он?
– тут же спросил Феспид.
У Гестаса дрогнуло сердце. Он испугался, не нарушил ли клятвы, данной пресбевту, и не подбивает ли его Феспид вновь нарушить ее: к чему эти странные вопросы? что за хитрости на уме у диадоха?
Нет, решил Гестас, клятва пока не нарушена и повторение вслух текста приказа не нарушит ее.
Он слово в слово пересказал приказ и снова перешел в нападение:
– Цитадель до сих пор не защищена. И теперь она под угрозой уничтожения.
Взгляд диадоха снова потускнел, а лицо застыло в неподвижности. Он долго молчал, отвернувшись к столу.
– Когда здесь ожидается Годосав?
– вдруг переспросил он.
– На закате.
– Вот как, - будто бы удивился Феспид.
– Выходит, недолго осталось ждать.
Гестас вдруг понял, что Феспид умело скрывает сильное замешательство.
– Что же ты медлишь, диадох?
– резко спросил он.
Начальник гарнизона, поправив на плечах гиматий, поднялся из кресла и взял со стола кожаный пояс.
– Да, я вижу, что больше медлить нельзя, - заговорил он в полный голос.
– Настало время развязки. Прочти мне приказ еще раз.
Решительным жестом он вынул пергамент и поднес его прямо к глазам Гестаса:
– Читай, посланник пресбевта!
Гестас отшатнулся, как от огня.
Приказ пресбевта бесследно исчез. Пергамент был чист...
Колдовство!
– ударил в голову отчаянный вскрик.
– Ты изумился искренне и столь же искренне побледнел, - донесся следом, из-за пергамента, голос Феспида; слова эти Гестас расслышал едва ли - лишь вспомнил позднее.
– Твоя искренность способна тебя оправдать. Вероятно, мы оба оказались мелкими рыбешками в сетях интриги.
Пергамент отлетел прочь и упал на стол.
Перед самыми глазами Гестаса прозрачным бледным пятном расплылась улыбка Феспида - и тут же, как тень, ускользнула в сторону.
Не в силах отвести взгляд от пергамента, Гестас сделал шаг и другой к столу.
– Я своими глазами видел, как он писал, - как бы издалека услышал Гестас свой голос, жалкий, словно молящий о пощаде.
– Кто писал?
– послышались два слова голосом Феспида.
– Пресбевт.
– Я готов тебе поверить, посланник пресбевта. Объяснений не слишком много, чтобы в них можно было запутаться. Забота лишь в том, чтобы определить верное. Первое: пресбевт писал приказ, но ты, оказавшись его тайным врагом, подменил в пути пергамент. Это объяснение вряд ли тебя устроит и пока мало напоминает правду. Противное первому объяснение в том, что пергамент подменил я. Это объяснение не устраивает уже меня, поскольку вовсе не правдиво, хотя мне это и нелегко доказать... Впрочем, тебе, конечно, известны отличительные знаки пергамента, содержащего на себе приказ?