Сны о России

Иноуэ Ясуси

С наступлением весны японцы наконец узнали, почему находились здесь люди Невидимова. С первыми лучами весеннего солнца они сразу же стали проявлять активность: отправляли отряды островитян в глубь острова, провожали в море парусные лодки из гавани, еще не освободившейся ото льда.

— Они посылают местных жителей на ловлю нерпы, бобра и сивуча, — высказал предположение Коити. Кодаю был того же мнения.

Однажды Коити подошел к группе иноземцев и попытался узнать, когда придут за ними корабли — слово «корабли» он выучил накануне. Остальное он попытался объяснить жестами, изобразив руками парус и выказав радость человека, который видит

входящие в бухту суда. Все это Коити пришлось повторить несколько раз, пока его наконец поняли. Один из иноземцев нарисовал на бумаге двадцать четыре белых кружка. Коити принес эту бумажку к своим, и все стали гадать, что на ней изображено. Одни предполагали, что корабли придут через двадцать четыре дня, другие считали, что через двадцать четыре месяца.

Во всяком случае, все стали с нетерпением ожидать, когда наступит двадцать четвертый день. День этот прошел, прошел и тридцатый день, а на маленькой пристани не было заметно каких-либо перемен. Наступил август, и японцы встретили первую годовщину своей высадки на берег.

В этот день Кодаю сказал японцам, что, может быть, им придется прожить на острове несколько лет, и надо, чтобы каждый это осознал. Что у иноземцев, по-видимому, есть жены и дети и они не намерены провести здесь всю жизнь. Что когда-нибудь за ними за всеми придет корабль, а пока надо набраться терпения и ждать. Что скоро опять наступит зима со снежными буранами и готовиться к этому надо заранее, начиная прямо с сегодняшнего дня, с тем чтобы всем удалось выжить.

По приказанию Кодаю японцы начали помогать иноземцам в работе. Вместе с местными жителями они отправлялись к ближайшим островам на рыбную ловлю и охоту. Японские рыбаки уходили на несколько дней в море. Лишь один Кодаю не трогался с места. Он продолжал вести дневник, записывал и заучивал иноземные слова. Участие японцев в общем деле было доброжелательно встречено иноземцами и островитянами. К тому же японцы получали теперь часть добычи и смогли запастись продовольствием на зиму. Совместная работа помогала им быстрее освоить язык иноземцев и островитян.

Исокити и Коити значительно раньше других научились говорить на языке иноземцев. Особенно отличался Исокити — видимо, сказалась его молодость. Он буквально каждый день запоминал новые слова и объяснял их остальным:

— Если я хочу что-нибудь, надо сказать: «Это охота». Если что-нибудь просишь, надо сказать: «Поклон». А когда получишь то, что хотел, — «Очень доволен». «Спасибо», по-нашему.

Синдзо и Сёдзо с трудом осваивали слова иноземцев, зато им легко давался язык островитян. Всего на неделю они ушли на рыбную ловлю с островитянами, а по возвращении уже шутили на ломаном языке с местными девушками.

С тех пор как японцы стали работать с островитянами, жизнь их стала разнообразнее. Прежде темы их бесед ограничивались мрачными сетованиями на судьбу и воспоминаниями о родине, теперь они рассказывали друг другу о событиях на пристани, о замеченных ими местных обычаях, и лица их освещались улыбками, а временами слышался смех, казалось навсегда забытый.

Как-то в конце сентября, спустя месяц после того, как японцы начали работать, Тосукэ вдруг пожаловался на сильные боли в сердце, а через полчаса умер. Правда, и раньше многие замечали, что Тосукэ стал сильно опухать. Спрашивали, не болен ли он. Но Тосукэ просил не обращать на него внимания, и все успокоились. Он всегда отличался медлительностью, поэтому замедленность его реакций в последнее время особенно

не настораживала. Потом стали припоминать, что он неважно чувствовал себя еще зимой, но когда все пошли на работу, посчитал для себя зазорным ничего не делать и работал через силу. Кончилось это печально.

Тосукэ похоронили у подножия все того же холма. Всего за год семеро ушли в мир иной, и в день похорон Тосукэ у тех, кто остался в живых, было тягостно на душе. Каждый невольно думал: кто может поручиться, что очередь не за мной? Когда гроб с останками Тосукэ опустили в могилу, его односельчанин Кюэмон разрыдался. Когда-нибудь и меня вот так же здесь похоронят, думал он.

— Синдзо, вырой рядом еще одну могилу. Когда придут бураны, рыть будет намного труднее, — закричал Кюэмон сквозь рыдания.

Кодаю отругал Кюэмона, боясь, как бы его слова не накликали новую беду.

На церемонии похорон Тосукэ кроме старика Джаймиловича присутствовали Невидимов, еще двое иноземцев и несколько островитян. Похороны были более торжественными, чем обычно. Островитяне даже положили на могилу небольшой букетик цветов. В день похорон Тосукэ, как и в день смерти Сангоро, который умер первым, после того как корабль прибило к этому берегу, море было похоже на черно-свинцовую доску, и только у самого ее края волны, разбиваясь о скалы, вздымали вверх клочья белой пены.

II глава

Трижды встречали японцы новый год на острове, к которому их прибило после долгих скитаний по морю. С тех пор как в сентябре 1784 года они похоронили Тосукэ, никто больше не умирал и даже не болел. Летом они охотились на бобра и нерпу, большую часть зимы проводили в подземном жилище.

Кормчему Кодаю исполнилось тридцать шесть лет, а приказчику Коити — сорок. Лица японцев — старых и молодых — избороздили глубокие морщины, теперь их трудно было отличить от местных жителей. Их прежнее платье давно истлело, и теперь они шили себе одежду из птичьих перьев и тюленьих шкур, как островитяне. Лишь двадцативосьмилетний Синдзо и двадцатитрехлетний Исокити не старились. Жизнь на берегу океана, физический труд, по-видимому, пошли им на пользу — с каждым днем они становились все здоровее и закаленнее.

Японцы овладели языком иноземцев и островитян в такой степени, что могли вести беседы на обыденные темы. Лучше всех понимал иноземцев Кодаю. Он свободно объяснялся с Невидимовым и Джаймиловичем, мог немного писать.

Каждый вечер, когда японцы собирались все вместе, Кодаю делился с ними тем, что ему удавалось узнать за день у Невидимова и Джаймиловича. Вначале никто не хотел верить рассказам Кодаю. «Да может ли такое быть? Виданное ли это дело?» — словно было написано на их лицах. Но постепенно они стали склоняться к тому, что оснований для сомнений, собственно, нет.

Так, японцы узнали, что находятся они на острове Амчитка, входящем в архипелаг Алеутских островов, расположенных много севернее Эдзо; что иноземцы являются подданными великого государства Российского и отправлены оттуда в такую даль для скупки бобровых и нерпичьих шкур; что корабль, который доставил их сюда, повез русских людей и на другие острова, после чего отправился собирать шкуры на Командоры, где он сейчас и находится. Наконец, они узнали, что русские прибыли на Амчитку на три года, а когда истечет этот срок, придет судно и привезет на смену им других скупщиков, а их заберет на родину. Вместе с Невидимовым на этом судне, должно быть, уедут и японцы.