Сны о России
Шрифт:
— Что за добыча?
— Точно не знаю, но добыча из ряда вон выходящая.
Лаксман объяснил, что в одном из поселков, расположенных вдоль Якутского тракта, в тридцати верстах от Иркутска в колодце обнаружен череп странного животного. С помощью супруги Лаксмана Исокити и Синдзо облачились в шубы и сапоги и вместе с ним отправились в путь. Кодаю остался дожидаться их возвращения.
К вечеру, когда уже начало темнеть, все трое ввалились в дом с довольно большим мешком. В мешке был череп неведомого животного. Спустя несколько дней Кодаю, придя в дом Лаксмана, застал его за разглядыванием
— Теперь я знаю, — сказал Лаксман, — это череп древнего носорога, некогда обитавшего здесь. Просто невероятно!
Открытие в самом деле оказалось выдающимся. Лаксман незамедлительно сообщил о нем известному петербургскому зоологу Палласу, а тот спустя год оповестил об этом весь научный мир.
Третьего февраля Кодаю вызвали в канцелярию. Он переоделся в новое платье и отправился туда, полагая, что прибыл наконец ответ на прошение, составленное Лаксманом прошлой осенью. К нему вышел незнакомый чиновник — не тот, который обычно его встречал.
— Из столицы поступило уведомление, — сказал он, — согласно которому вам предлагается отказаться от возвращения на родину и поступить здесь на государственную службу. Ежели вам не по душе государственная служба, можете заняться торговлей. В этом случае вам будет выделен капитал, вас освободят от налогов и предоставят подходящее жилище. Надеюсь, что весть эта для вас чрезвычайно благоприятная и вы примете ее с благодарностью.
Кодаю почувствовал, что кровь отлила у него от лица. Вот как все обернулось, мелькнула у него мысль. Где-то в глубине души он не исключал и такого исхода, но справиться с волнением сразу не смог. Наконец Кодаю овладел собой.
— Мы с благодарностью принимаем эту весть, — сказал он, — но никто из нас не хочет поступить на государственную службу или заняться торговлей. С вашей стороны было бы во сто крат большим благодеянием позволить нам возвратиться на родину, чем открыть путь к высоким чинам и богатству. И я снова прошу вас посодействовать нам в этом.
Чиновник никак не выразил своего отношения к отказу Кодаю.
— В таком случае составьте новое прошение, — произнес он деловым тоном. — Пишите сколько угодно. Никто вам не запрещает. Мы примем его от вас и отправим по инстанциям, но твердо обещать ничего не могу.
С тех пор как Кодаю прибыл в Иркутск, он уже не раз сталкивался с подобной реакцией чиновников.
Кодаю не спеша возвращался домой, забыв про холод. Сыпал мелкий снег. Как он надеялся на то, что их прошение будет принято — ведь ему дали ход Лаксман и Ходкевич! Но надеждам не суждено было оправдаться и на этот раз.
Кодаю ничего не сказал своим спутникам. Решил, что лучше повременить. Вместе с Лаксманом и Ходкевичем он составил новое прошение и седьмого марта отнес его в канцелярию.
В тот же день он посетил Шелехова и попросил его содействия. Кодаю сделал все, что было в его силах, и тем не менее не мог отделаться от мысли, что все его старания напрасны.
Самым холодным периодом в Иркутске считается середина января. Но на этот раз морозы ударили с наступлением февраля. Мрачным был этот февраль для Кодаю.
Десятого марта он, как обычно, отправился в канцелярию за пособием, которое им выплачивали в начале каждого месяца. Увидев
— Очень сожалею, но выплата вам пособия прекращена с прошлого месяца, — тихо сказал он.
Две трети получаемого пособия японцы тратили на еду и плату за жилье, остальное шло на карманные расходы. Прекращение выплаты было для них тяжелым ударом. Неверными шагами побрел Кодаю из канцелярии домой. Он еще не сообщил друзьям о том, что ходатайство отклонили. Теперь он понял, что более не имеет права молчать.
По-прежнему шел снег, но стало теплее. Чувствовалось приближение весны. Тот день был для иркутян особым. В Иркутск прибывал на епархию его преосвященство епископ Вениамин. И когда Кодаю выходил из канцелярии, как раз зазвонили колокола всех городских церквей. Кодаю шел домой словно пьяный. Он отказался от государственной службы, возможности заниматься торговлей, написал новое прошение — и вот теперь их лишили за это пособия. Кодаю думал о том, что вряд ли им удастся вновь ступить на родную землю. Здесь же им обеспечат продвижение по службе и предоставят всяческие блага. И все же, решил Кодаю, если мы хотим вернуться на родину и намереваемся твердо стоять на своем, надо прежде всего найти заработок.
Не заходя домой, он отправился к Лаксману и поведал ему о своих горьких размышлениях.
— Последнее прошение отправлено несколько дней тому назад, — после недолгого раздумья сказал Лаксман. — Значит, ответ, судя по прежним прошениям, придет, не раньше июля — августа. Надо дождаться ответа — другого выхода нет. Важно протянуть до этого срока. Ну, да как-нибудь. В крайнем случае, будете обедать у меня. Остается плата за жилье и мелкие расходы. Предоставьте это мне. Богачи города скупятся финансировать научные изыскания, а ради благотворительности сразу развяжут свою мошну. Ведь они все хотят после смерти попасть в рай.
Итак, о деньгах можно не беспокоиться, решил Кодаю. Если же благотворительность купцов придется не по душе, никто не помешает нам зарабатывать на жизнь рыбной ловлей или плотницкими работами. Главное — дать нужный ход прошению. Лаксман считал, что на этот раз обязательно придет положительный ответ. Кодаю сомневался. Это было уже третье прошение. В ответ на второе прекратили выплату пособия. Не исключено, что третье просто не примут во внимание. Однако не оставалось ничего иного, как последовать совету Лаксмана и терпеливо ожидать ответа на новое прошение.
Выслушав сочувственные слова супруги Лаксмана, Кодаю покинул этот гостеприимный дом. День клонился к вечеру, на улицах зажглись фонари. По дороге Кодаю зашел к Ходкевичу, но его не оказалось дома. Тогда он заглянул к Шелехову, но и тот куда-то отправился по делам. Уже совсем стемнело, когда Кодаю добрался до дома. Настроение у него было еще более мрачное, чем в тот момент, когда он простился с Лаксманом.
После ужина Кодаю собрал своих товарищей и рассказал обо всем по порядку.
— Наверное, мне следовало сказать об этом раньше, — закончил он. — Чего я только не пытался предпринять, но все напрасно. Полученный сегодня ответ на наше прошение лишает нас последней надежды на возвращение. Не всегда в этом мире сбывается то, чего страстно желаешь.