Сны(Романы, повесть, рассказы)
Шрифт:
— Это я, дяденька. Пусти погреться! — послышался в ответ писк, сопровождаемый беспокойным царапаньем.
— Да кто ты-то? Чего незваный в избу лезешь? Здесь уже занято…
— А я и сам, дяденька, хорошо не знаю, кто я. Говорят, вроде будто кикиморы. Пусти погреться! Нас сейчас только из пекла выпустили. Страсть холодно с непривычки! Пусти!..
— Да, как же, так сейчас и пущу! Жди!.. Говорят тебе, что занято. Знаю я вашего брата. По голосу — страсть смирный, а пусти его — сейчас горшки переколотить, весь дом переполошить, а я за вас отвечай… Сказано — не пущу! Проваливай!
— Ишь ты какой строгий! А небось ведьме Аниске не посмел бы так сказать!..
В трубе кто-то засмеялся тоненьким голоском, и все стихло. Домовой смутился. Он действительно был неравнодушен к молоденькой ведьме Аниске и уже не раз караулил ее по утрам в коровьем хлеву, надеясь поймать ее, когда она примется выдаивать молоко.
Старик выглянул в окно и подумал, что теперь самое время идти караулить Анисью. Решительным шагом направившись к выходу, он сдернул мимоходом тулуп, которым покрывался старший мальчишка Ипата. Запечный дедушка сделал это вовсе не по злобе, а так, чтобы паренек почувствовал, что есть в доме сила, которую следует иной раз уважить.
Пройдя сени, Домовой вышел во двор. Напавший за ночь снежок слегка захрустел под его чуть слышными шагами.
В хлеву не было никого. Домовой забился в угол и ждал. Все кругом было тихо…
Но вот в другом углу завозились, подрались и побежали по хлеву крысы. Все они щипали и преследовали одну из своих товарок. Домовой хотел было пугнуть их, как вдруг обижаемая крыса кувырнулась через голову, и посредине хлева неожиданно очутилась Аниска. Длинные черные волосы ее были разбросаны по нагим плечам и спине. Ведьма топнула ногою на убегавших испуганно крыс и медленно направилась к коровам.
Тут чьи-то мохнатые руки неожиданно охватили ее сзади, и так крепко, что Анисья не в силах была вырваться.
— Попалась, голубушка! — прохрипел Домовой, и его мягкая борода защекотала шею пойманной ведьмы.
— Ах ты, старый пес!.. Как ведь неслышно подкрался-то!..
Но Домовой не отставал…
Аниска была настроена весьма мрачно. Ей очень нравилось молоко Ипатовых коров, но и сама она, на свое несчастье, слишком понравилась ипатовскому Домовому, который каждую ночь караулил ее, то спрятавшись в овсяной соломе, то притаясь в темном углу хлева. Непрошеные ласки его были для молодой ведьмы прямо противны.
Анисья гордилась тем, что к ней два раза уже прилетал Огненный Змей, и на Домового поэтому смотрела несколько свысока, во всяком случае предпочитая ему деревенских парней, ничуть не боявшихся слухов, ходивших про Анисью.
«Эка важность, что ее верхом на свинье видали! Мало ли кто на ком ездит!.. Да и врут, поди», — говорили они.
Хотя недавний знакомый молодой ведьмы, Огненный Змей, и обещался научить ее, как доить чужих коров, не выходя из дому, но обещания своего еще не сдержал, и Аниске приходилось или иметь дело с Домовым, или воздерживаться от посещения охраняемых им коров.
Она избрала последнее, чем и ввела в сильную тоску упорно караулившего ее старика.
Оберегатель ипатьевского двора похудел, облез, стал какой-то лохматый, и только глаза его стали еще ярче светиться в темноте. Жена Ипата, увидевши раз в сарае два горящих зеленоватым светом зрачка, опрометью выскочила оттуда и долго не могла опомниться от страха.
Домовой стал беспокойным и раздражительным…
Между тем солнышко стало подогревать снег. Из лесу доносилось порою чуфырканье разгорячившихся косачей; наступил первый месяц весны. Весь этот месяц Домовой с досады мучил коров, просиживая ночи во хлеву, заезжал лошадей и путал им гривы.
Тридцатого
Затем Домовой направился, вероятно, в курятник, ибо оттуда послышалось вдруг такое кудахтанье, что жена Ипата не выдержала и, схватив кочергу, бросилась с воинственным криком туда же. Тщетно удерживал ее супруг. Он видел в окно, как разъяренная баба, махая кочергой, скрылась в курятнике, из которого послышалась ее звонкая неистовая ругань.
Затем дверь в курятник снова распахнулась настежь, и Савельев увидел, как что-то, словно мохнатый клубок, прокатилось оттуда по направлению к воротам.
Минуту спустя на пороге появилась раскрасневшаяся хозяйка, очевидно, выдержавшая нешуточную борьбу. Лицо ее было несколько растерянно, повойник сбит на сторону, кофта расстегнулась, но рука по-прежнему сжимала заметно погнувшуюся кочергу…
Что она видела в курятнике и как выгнала взбесившегося Домового, этого баба рассказать не умела или не хотела. Кажется, она била врага не только кочергой, но и висевшим в курятнике на веревочке камнем, который называется куричьим богом. Во всяком случае Домовой окончательно покинул избу и двор Ипата Савельева…
Пьяный мужик Микита, возвращавшийся под утро из города, рассказывал, будто видел недалеко от околицы бегущего на четвереньках нечистого с высунутым на четверть аршина красным языком.
Микита хвастался даже, что он успел огреть кнутом эту нежить, но ему никто не поверил.
Под пенье жаворонков неслышными стопами шла по еще влажному лону земли царевна Весна. Под легкими ногами ее пробивалась сочная зеленая травка и вырастали первые цветы. Радуясь им, улыбалась богиня, и от счастливой улыбки ее распускались белым цветом вишни с черешнями, сильнее благоухали темные и светлые фиалки. Сперва робко, затем всё смелее и громче запел ставший когда-то ради прекрасной богини серенькой птичкой певец Весны Соловей. Зашумели первой листвой, шепчась меж собою, деревья. Все мелкие твари, букашки, мухи, жуки, спавшие долгую зиму в темных дуплах и под корою деревьев, пробуждались после долгого сна и выползали поклониться богине. Вышли к ней навстречу и вылезшие из прудовой тины лягушки. Но, увидя шедшего перед Весною, с важным видом, на длинных красных ногах черно-белого аиста, с кваканьем стали спасаться в еще не покрытую зеленую ряскою воду. Звонко рассмеялась богиня, а под ее смех зажужжали весело пчелы над расцветшим орешником, загудели мохнатые шмели, привлеченные нежным ароматом венка из бело-розовых цветов яблони на челе у бессмертной. Аист же шел торжественным шагом, не обращая внимания ни на жуков, ни на лягушек. И деревья шептали друг другу: «Это он вывел нам из подземного царства Весну…»