Сны Шлиссельбургской крепости. Повесть об Ипполите Мышкине

Гладилин Анатолий Тихонович

…Мышкин упрямо тряхнул головой, встал и заходил по камере якутского острога. Самоубийство — это проявление малодушия. Нет уж, такой радости своим тюремщикам я не доставлю!

ОТ АВТОРА:

Вокруг каждого исторического лица складываются легенды. Как правило, их рождает отсутствие достаточной информации. Так, например, долгое время считалось, будто Мышкину не удалось освободить Чернышевского из-под стражи потому, что он неправильно надел аксельбант и сотник Жирков заподозрил неладное. Автор честно признается, что, пока он не приступил к исследованию материалов по Мышкину, сам верил в эту версию.

Разумеется, Мышкин, профессиональный военный, не мог допустить даже малейшей небрежности,

и форму жандармского поручика он носил как положено. Другое дело — Мышкину могло казаться, что он пал жертвой досадной случайности… Последние работы советских историков позволяют установить истинное положение вещей. Увы, «досадной случайности» не было. Находясь в Женеве, Мышкин не знал, что параллельно с ним готовит освобождение Чернышевского и Герман Лопатин. В отличие от Мышкина, Лопатин не скрывал своих планов. В окружение Лопатина проник правительственный агент, который послал в Петербург предупреждение, что «заграничная партия составила подробный план освобождения государственного преступника Чернышевского». Третье отделение сразу приняло соответствующие меры, а якутский губернатор категорически воспретил допускать к Чернышевскому любое лицо без специального предписания. То есть «социалистов» ждали.

Несмотря на это, Мышкину удалось преодолеть все кордоны и добраться до Вилюйска. А вот Германа Лопатина арестовали уже в Красноярске…

Отчаяние, охватившее Мышкина в якутской тюрьме, вполне естественно. Но в тот момент он и не предполагал, что его «звездный час» впереди. Он получил в конце концов «высокую трибуну», о которой мечтал еще на пароходе. Недалеко время, когда Мышкина услышит вся мыслящая Россия.

ОТРЫВКИ ИЗ ДНЕВНИКА

присяжного поверенного КУМАНЬКОВА Ивана Харитоновича, комментирующего заседание особого присутствия правительствующего Сената по делу о революционной пропаганде в России

14.11.1877 г.

Все-таки удивительно, как за границей не понимают условий нашей российской действительности! Вчера у меня обедал господин Чиверс, корреспондент английской «Таймс». За десертом мы беседовали о процессе, ради которого г. Чиверс приезжал в Москву. «Я думал, у вас действительно заговор, — заявил мне между прочим г. Чиверс, — а целый месяц мне пришлось слушать, что студент Н. привез из Швейцарии книгу, а студент М. давал ее читать своим приятелям. Разве за это судят?» И это он говорит после стольких дней, проведенных в суде! Положительно, чужое государство — потемки для иностранцев. Да, именно за это у нас и судят. А за действия и настоящие заговоры расправляются без суда и следствия. Мы привыкли, что «высочайшим распоряжением» людей посылают на виселицу или пожизненно замуровывают в Петропавловской крепости. Нынешний процесс — огромное достижение отечественной юстиции: ведь в зале присутствуют стенографы, а сенатор Петерс клянется, что материалы суда опубликуют в «Правительственном вестнике». Но господин англичанин возвращается в Лондон, ему скучно…

Впрочем, его можно понять. После того, как почти все обвиняемые решительно отказались отвечать на вопросы первоприсутствующего и бойкотируют заседания, процесс для публики потерял всю свою первоначальную привлекательность. Допрос свидетелей сведен к пустой формальности. Свидетели, как правило, открещиваются от заявлений, полученных от них ранее, утверждая, что их «заставляли» писать.

С одной стороны, такая обструкция подрывает авторитет суда, но с другой стороны, позволяет обвинению довести процесс без скандалов и эксцессов до «благополучного» завершения. Между тем, еще на первых заседаниях один из главных подсудимых, Мышкин, заявил: «Вы позорно составили обвинительный акт, в котором нет ни смысла, ни правды, в котором вы хотите перед лицом населения выставить нас мальчишками, недоучками, людьми без принципов, без совести,

без мысли». Именно так! Потом обнародуют приговор, и публика-дура поверит. Наше простодушное общественное мнение настолько обрадовано фактом проявления гласности, что пока еще доверяет любому печатному слову. На это и рассчитывает обвинение.

Догадываются ли об этой игре гг. Мышкин, Войнаральский, Ковалик, Муравский, Волховский — то есть те, которые в какой-то степени отвечают за судьбу своих товарищей и исход самого процесса? Как нам, защите, искать оправдательные доводы, когда подсудимые своим поведением раздражают и злят особое присутствие?

Поэтому сегодня, когда в зале должна была появиться двенадцатая (московская) группа, я с большим волнением ждал допроса Мышкина. Захочет ли он давать показания? Это очень важно для хода процесса.

15.11.77 г.

…Очевидно, сенатор Петерс полагал, что Мышкин, как и остальные, не соизволит отвечать и потребует своего удаления из зала суда. То, что Мышкин заговорил, застало первоприсутствующего врасплох. Он попросту развесил уши и пропустил такие высказывания обвиняемого, за допущение которых сенатору наверняка объявят высочайшее неудовольствие.

Я привожу свои записи, сделанные во время суда. Стенографирую я плохо, многое не успел уловить. К тому же я не мог отказать себе в удовольствий прокомментировать некоторые подробности этого беспрецедентного заседания. Итак, Петерс начал с того, что обвинил Мышкина в участии в противозаконном обществе и спросил, признает ли он себя виновным. (Далее по моим записям.)

Мышкин. Я признаю себя членом не сообщества, а социально-революционной партии и прошу позволения объяснить, в чем именно заключается преступление, которое я, по собственному моему сознанию, совершил против русских государственных законов.

Первоприсутствующий. Объясните.

М.Я не могу признать себя членом тайного сообщества, потому что я и мои товарищи, товарищи не только по заключению, но и по убеждениям, не представляем нечто обособленное целое, связанное единством внешней, общей цели для всех организаций. Мы составляем лишь частицу многочисленной в настоящее время на Руси социально-революционной партии, понимая под этим словом всю массу лиц одинаковых с нами убеждений — одинаковых, конечно, только вообще, а не в частностях, — лиц, между которыми существует хотя преимущественно только внутренняя связь, однако связь достаточно реальная, обусловливаемая единством цели и большим или меньшим однообразием средств практической деятельности. Основная задача социально-революционной партии — установить на развалинах теперешнего государственного буржуазного порядка такой общественный строй, который удовлетворял бы народным требованиям в том виде, как эти требования могли бы выразиться в мелких и крупных движениях народных…

(Не успеваю, в дальнейшем буду ставить многоточие.)

…Осуществлен он может быть только путем социальной революции, потому что государственная власть преграждает все мирные пути для достижения этой цели и добровольно никогда не откажется от насильственно присвояемых ею прав. За это нам ручается весь ход истории. Возможно ли мечтать о мирном пути, когда власть не только не подчиняется голосу народа, но и не хочет даже выслушать этого голоса и за всякое стремление, не согласное с видами ее, награждает тюрьмой и каторгой?..

П.Вы признали себя членом известной партии. Препятствия, о которых вы говорите, не входят в круг обсуждения суда…

(Поздно, ваше превосходительство. Мышкин не только успел объявить программу, но и официально зафиксировал ее, то есть предал гласности. Значит, речь была заготовлена заранее. Пока сенатор при таком неожиданном обороте дела в растерянности чесал себе… господин Мышкин обнародовал политические задачи с.-р. партии. Но Петерс — хитрая лиса и делает вид, что ничего не произошло.)