Сны в Улье

Потоцкая Мария

– Прости, пожалуйста, так нужно было, - сказал я и приступил ко второму этапу. Я сотворил прямо на ее кровати маленькую дверцу, в которую пролезла бы лишь кошка. Чтобы попасть на Небо, нужно было просто потянуть за ручку. Я осторожно взял Лиду за предплечье и прежде, чем она успела вырваться, я потянул за ручку.

Я почувствовал невероятную легкость во всем теле и вспомнил, что я должен был хвататься за ручку в устойчивом положении. Наверное, я упал все-таки на кровать, потому что если бы стукнулся обо что-то с болью, меня бы выкинуло обратно. Как же повезло, что этого не произошло, так хорошо, как сейчас я никогда в жизни себя не чувствовал! Мне казалось, что все, что когда-либо меня тревожило, перестало существовать, я чувствовал расслабление

во всем теле, все зажимы были сняты. Я прекрасно осознавал себя, я мог вспомнить любую информацию, которую когда-либо знал, я ощущал свое тело, как нельзя лучше и был способен на такое, на что никогда бы не решился. Я мог бы бежать без одышки и усталости, мог бы говорить без стеснения, мог бы танцевать так, как делают только по телевизору, мог бы делать все, чтобы захотел. Мои глаза были закрыты, и мне даже не было сильно интересно узнать, что находится вокруг меня. Я мог бы продолжать стоять на этом месте в неведении, наслаждаясь осознанием своих нераскрытых возможностей и своими старыми воспоминаниями. Я вспомнил, что моя мама в детстве мне пела колыбельную про мышонка, вспомнил запах ее кисловатого яблочного пирога. Вспомнил, как красива была Адель при нашей первой встрече, до мельчайших деталей мог воспроизвести ее белое платье, украшенное брошью с пчелой. Тут же я захотел вспомнить тот сладостный момент, когда в мае семьдесят третьего Адель пришла просить меня передать записку ее знакомому, плененному нами Падальщику. Тогда я знал, что мне нельзя ей помогать, но я сделал это, и Адель поцеловала меня прямо в губы. Я вспомнил снова этот момент, как я прижимал ее к себе, прекрасно понимая, что для нее это все несерьезно. Я мог бы переживать эти воспоминания снова и снова, но я почувствовал, как трепещет в моей ладони рука Лиды, и осознал, что я должен проверить, как она.

Лида дрожала, озираясь по сторонам. Возможно, ей пришли не слишком приятные воспоминания. Тем не менее, лицо ее не было печальным, наоборот, она оглядывалась по сторонам с интересом первооткрывателя. Я тоже стал осматриваться. Эйвар говорил, что без тренировки нас выкинет в случайный участок Неба. Мы стояли в яблоневом саду. Деревья были посажены равномерно, образуя стройные ряды. Приглядевшись, я понял, что все яблони совершенно одинаковые. Более того, ветки растут тоже по какой-то определенной схеме, чередуясь, то с одной стороны ствола, то с другой по той же траектории, только выше. Даже листья росли так, будто были вымерены по линейке, все симметричные, совершенно равные по площади. Яблоки были крупные, красные, такие фрукты обычно ассоциируются с генномодифицированным продуктом. Травы внизу не было, голая черная земля, рассыпанная аккуратными крупинками. Небо светилось ярко-голубым, даже немного слепило глаза. Определенного источника света, то есть солнца не было, небо подсвечивалось полностью.

Такая симметричность во всем немного пугала, но не отталкивала, я не мог прекратить рассматривать эти одинаковые идеальные деревья. Невозможно было представить, сколько труда потребовалось, чтобы сотворить их. Эйвар запретил пытаться сотворить что-либо на Небе, потому что, во-первых, это будет противоречить схеме, а во-вторых, пристрастит меня к Небу. Он говорил, что одно пребывание на Небе заставляет человека испытывать невероятное удовольствие, а при сотворении здесь чего-либо чувствуешь что-то совершенно невероятное. А ведь и без того даже в нашем мире творить магию довольно приятно. Я знал, что я не подсяду, как другие, если попробую, но все же приказ нарушать не стал.

Мне хотелось быстрее узнать, что там за пределами сада, но рука Лиды задергалась сильнее. Она немного покачнулась и вцепилась в меня обеими руками.

– Голова кружится. Я видимо еще не достигла совершеннолетия волшебника, чтобы трансгрессировать.

Я думал, Лиде сейчас так же хорошо, как и мне. О таком Эйвар меня не предупреждал. Я помог Лиде сесть. Взгляд у нее был затуманенный, от этого она даже перестала выглядеть такой решительно злобной, какой была обычно. Ее беззащитный вид делал

ее на удивление старше, чем она казалось обычно, будто была снята ее девичья напускная маска упрямства. Лида водила пальцами по земле, вырисовывая какой-то узор.

– Наверное, это и правда какой-то побочный эффект от перемещения. Думаю, скоро ты придешь в норму.

– Дай мне воды, мне жарко, у меня в горле пересохло и голова кружится.

Я стал оглядываться, пытаясь найти источник воды. Вокруг были только ровные ряды яблок, но сквозь просвет между ними я видел, что они продолжаются такими же ровными рядами уже других деревьев, и лишь с одной стороны можно было увидеть окончание сада, но и оно было не близко. Минут за семь бы я добежал, если не жалеть себя.

– У меня нет воды, но я пойду, поищу ее.

– Нет! Останешься здесь со мной. Дай хоть это гигантское яблоко. Хочу его.

Я не знал, можно ли срывать его, ее просьба показалась мне даже кощунственной. Но потом я подумал, это же всего лишь яблоко, что в этом такого. Возможно, оно теперь не будет приносить плоды одновременно со своими одинаковыми собратьями, но и важно ли это? Я потянулся к ветке и с легкостью сорвал сочный красный плод. Мне самому хотелось попробовать его, но я отдал яблоко Лиде. Она с хрустом откусила кусок, и когда она отнесла яблоко от рта, я увидел отпечатки крови на месте укуса.

– Выплюнь! Оно отравлено, выплевывай скорее!

Лида перестала жевать и замерла с полуоткрытом ртом, непонимающе уставившись на меня. Из уголков ее губ побежали две тоненькие струйки крови. Я стал стучать ее по спине, и она выплюнула кусок не дожеванного яблока испачканного кровью. Оно пузырилось, будто происходила реакция гашения соды. Затем она сплюнула кровь. Земля под ней тоже запенилась и начала растворяться.

Она проедала землю все глубже, будто совсем не расходуясь на реакцию. Лида кинула яблоко, и я видел, как ее кровь изъедает и его.

– Ты что хотел меня отравить? Это твой план был, да? Строишь из себя хорошенького, а сам меня притащил в эту хрень, чтобы убить меня? Знаешь, что с тобой сделают Адель и Дациан?! И Эйвар! Знаешь?!

Вся ее беззащитность пропала вмиг. Она еще раз сплюнула кровь мне под ноги. Да, у нее был такой вид, будто бы она сейчас бросится на меня и выцарапает мне глаза.

– Послушай, пожалуйста, я не хотел тебя травить! Меня не предупреждали о том, что на Небе нельзя ничего есть! Эйвар вообще не предупреждал меня, что здесь может быть что-то опасное.

Лида хмыкнула, видимо совершенно мне не веря.

– Посмотри на землю, она разъедается от твоей крови. Я думаю, наоборот, твоя кровь ядовита для материи Неба.

– Серьезно? А откуда у меня тогда кровь во рту, если я не отравлена, дебил?

Она, казалось, еще больше разозлилась, будто я обидел ее лично, сказав, что с ее кровью что-то не так. Мне хотелось ее успокоить, но я понимал, что, скорее всего, все мои слова будут восприняты в штыки. Лида подняла вторую руку, собираясь вытереть губы, и я увидел, что ее пальцы тоже в крови. Земля, по которой она водила пальцами, разъедалась замысловатым узором. Она сама удивленно посмотрела на свою руку.

– Ты вообще ничего не почувствовала?

– Я же не чувствую боли. Но это не означает, что мне не плохо, - она выделила каждое «не». Моя уверенность, присущая мне в начале нашего перемещения стала испаряться, и я уже был готов впасть в панику. Насколько я знал, происходящее с твоим телом на Небе, не отражалось на твоем физическом состоянии в нашем мире. Ведь, по сути, наша форма здесь была лишь порождением нашего переместившегося сознания, пытающегося подстроиться под реалии другого мира. Мы неспособны воспринимать тело и сознание отдельно, оттого здесь мы и обличены в физическую оболочку, как и привыкли себя осознавать. Все это было на грани фантастики и философии, но другого объяснения я дать не мог. Тем не менее, даже если ей в реальности ничего не грозило, то, что происходило, было страшно, могло привести к нарушению ее психики, и я должен был ей как-то помочь.