Со мной летела бомба
Шрифт:
Обрезанов повиновался, и я пошел на него, как бульдозер на столб. Я ненавидел его всеми клетками своего организма. Растереть его по стене?..
Когда дорожка, умощенная битым кирпичом, закончилась и Обрезанов, упершись в стену, закончил пятиться, я встал в трех шагах от него. Меня вдруг обожгло мыслью, что если я сейчас начну, то могу потом и не остановиться.
И вдруг все схлынуло. Словно из ведра выплеснули воду. Мне стало жаль этого подонка. И мне нечего было ему сказать. Постояв еще секунд десять, я развернулся и пошел к машине. Обрезанов, как приговоренный к расстрелу, продолжал стоять у стены. Его пальто было перепачкано в известке и кирпичной крошке. Мой начальник был
Я шел домой.
И не забыть бы купить хлеба.
Но прежде я должен позвонить Ване. Это единственный человек, который при деньгах. А задание, которое я хочу ему дать, требует расходов. Мне нужно поводить Табанцева по городу. Посидеть с ним в ресторане — чуть поодаль, погулять с ним в зоопарке — чуть поодаль, съездить с ним к его друзьям, что за городом. И все это — чуть поодаль. С видеокамерой в руках. Табанцев — не кретин. Любого из нас — меня или Верховцева — он вычислит в два счета. Что касается Ивана, то на его лбу еще не написано крупными буквами: «КОП». Эти буквы только-только проступают. И заметить их в полумраке ресторана или вечерних сумерках будет сложно. Даже такому продажному и невероятно внимательному полицейскому, как Табанцев.
Уже вечером следующего дня Иван примчался ко мне с сумкой через плечо. Беспрестанно говоря и разводя шнуры от камеры к телевизору, он говорил о сложностях, с которыми столкнулся, но я пропускал это мимо ушей. Я понял главное: он что-то «взял». Иначе не волновался бы, как перед первым свиданием.
Дело того стоило. Ваня сидел в ресторане «Садко» в углу, за пальмой, а в центре зала умеренно выпивала и неумеренно беседовала интересная во всех отношениях компания. Господин Табанцев и несколько корейцев, среди которых выделялся сухонький старичок. Определить возраст этого старичка не представлялось возможным. В условиях известной привычки людей Востока жить почти бесконечно, но стареть сразу после пятидесяти этому дедушке можно было дать как пятьдесят, так и семьдесят. Этот дедушка был Юнг, без всяких сомнений. Наследник дела более молодого главы семейства по фамилии Тен.
Настроение за столиком было вполне деловое. Подозревать, что полицейский Табанцев осуществляет какое-то оперативное мероприятие, было нелепо. За столиком решался какой-то деловой вопрос, причем Табанцев, несомненно, был одной из сторон сделки. Да и какое оперативное мероприятие может проводить заместитель начальника городской ГИБДД? Это не его дело.
— Эх, жаль, разговор записать невозможно было, — сокрушался Ваня.
— Не печалься, старик, — успокаивал его я. — Ты сделал главное — установил связь между копом и преступным сообществом. Ты молодчина.
Я пригляделся к экрану.
— А это что за персонаж?
— Где? — Иван уставился в экран тем же пристальным взором.
— Вот эта красавица, что сидит в другом углу зала?
Действительно, между Ваней и столиком этой красотки располагался стол с Табанцевым и корейцами. Но не это беспокоило меня. Меня волновал красный, едва заметный огонек, горевший на столике черноволосой, ослепительной красавицы.
— Она что, снимает зал? — пробормотал Ваня.
— Надеюсь, у тебя хватило ума заклеить черной изолентой глазок своей камеры?
— Ну разумеется! Но она-то что снимает?!
— А она снимает то же, что и ты! Столик с Табанцевым и корейцами!
Я всмотрелся в лицо девушки. Неземная, потрясающая красота…
Она взяла из пачки на столе сигарету и закурила.
— Черт возьми… — прохрипел я, глядя на пачку.
— Что, что такое? — еще больше взволновался Иван.
— Пока ничего. Ничего, Ваня… — я откинулся на спинку дивана. — Ты молодец. Ты сделал все как
Я положил руки на голову. Иван продолжал что-то рассказывать, говорить, но я был уже далеко. Я не понимал, отчего у меня портится настроение. Не понимал, потому что не мог объяснить причины. Но причина была. Я чувствовал, что устал. Изношенные нервы мешали думать правильно и видеть то, что было перед глазами.
Оставив мне запись, Ваня уехал.
ГЛАВА 14
Вот уже пятый день я рою под себя землю, как такса, а нужно мчаться, как борзая. Я иду верной дорогой, в этом я уверен, но мысль о том, что я теряю что-то важное, не дает мне покоя. Уходит время, а вместе с ним исчезает все, что вяжет Табанцева, Тена, Кореневу и еще кого-то невидимого в единый узел. Если я не переведу поиск в нападение, у меня на руках останется лишь труп Тена и труп Шарагина. И связующей ниточкой между ними будет заключение экспертизы. Тен убит из «ТТ», обнаруженного в квартире Жилко. То есть тот самый «ТТ», которым Шарагин Антоша пытался перестрелять всех копов, решивших задать ему пару вопросов в тот день.
— Не пора ли побывать в квартире Жилко? — спросил я себя, да заодно и следователя Вязьмина.
Квартира Жилко опечатана уже неделю. Степан почему-то не хочет появляться по этому адресу. Я его понимаю. Кто ушел с зоны, в своей квартире не появляется.
Вскрывать дверь, как это было в случае с квартирой Кореневой, у меня желания не было. Не потому, что у меня совесть проснулась, а потому, что именно сейчас со мной должен быть следователь. Я хочу, чтобы все, на что я укажу ему пальцем, было задокументировано. Вязьмин упираться не станет. Его самого начинают давить сверху. И дело это — не самое светлое пятно в его карьере. Вязьмин пока еще ничего не сделал самостоятельно. В расследовании он играет роль постольку, поскольку нормативными актами закреплено присутствие в этом мероприятии следователя Следственного комитета. Только я одного не могу понять — почему его там терпят, а не гонят поганой метлой? По нему уже истосковалась должность сотрудника службы безопасности какого-нибудь банка. Впрочем, чья бы корова мычала… У меня все шансы занять эту должность раньше Вязьмина.
И вот сейчас он идет рядом со мной и стонет, как теленок-сосунок:
— Загорский, чего ты там хочешь внести в протокол? Уже все отработано без тебя. Ты хоть скажи, может, зря идем?..
Что мне там нужно? Телефон! Телефон мне нужен!
Телефон в квартире Жилко, который, как я помню, стоит в комнате, на швейной машинке. Черный аппарат с автоматическим определителем номера и обширной памятью записной книжки. И хорошо, что мысль об этом телефоне не пришла мне в голову раньше. Дорога ложка к обеду, а Вязьмин — к глупости. Через два часа после того, как я заставлю тебя переписать всего один номер из автоматической записной книжки аппарата, ты уже не совсем отчетливо будешь помнить о причине нахождения в квартире Жилко. А это мне и нужно: протокол осмотра будет в деле, а Вязьмин этому значения не придаст. Господи, есть же такие тупые люди!..
Когда мы вышли из квартиры на улицу, я опять почувствовал, что мне не хватает воздуха. Пока Вязьмин ныл и засовывал в папку печать с ключами от двери Жилко, я опустился на лавочку и стянул с головы шапочку.
— Ну, что мы, ради одного этого номера шли в такую даль? — выдыхал пар, как жеребец, следователь.
Перед моими глазами стояли синие круги. Астма, растак ее…
Я отдышался и показал Вязьмину на дорогу — «пошли».
Прерывая нескладные претензии попутчика, я приказал… Не попросил или напомнил, а именно — приказал: