Со мной ничего не случится
Шрифт:
– Хреново дело. Алексеева за этот рывочек с перевала дисквалифицировать надо... Хотя, его уже жизнь дисквалифицировала. Боюсь, останется без ноги... Это в лучшем случае.
– А в худшем?
Сашка только махнул рукой.
– Жалко парня, и ее тоже. Очень жалко.
– Дайте кто-нибудь закурить.
– Возьми, Саша. Завтра выходим с рассветом. Ты ночуй у них, мало ли что понадобиться.
– Сейчас покурю и пойду. Когда подъем?
– Часов в пять, надо еще собрать нарты.
– Думаешь за один день успеем выбраться?
–
– Да, будем нестись как метеоры, как говорил один дистрофик. Другого выхода нет.
– Ну, я пошел, не скучайте. - Он вылез из палатки.
– Леня, ты завтра дежуришь. Встанешь в четыре часа утра. Еду готовь на всех, на двенадцать человек. А теперь - спать.
– Я помогу Лене.
– Хорошо Вася.
– Что-то в эту ночь спалось: просыпался и опять засыпал. Среди ночи проснулся, зажег фонарь, посмотрел на часы - половина третьего.
Ветер.
Ветер гудел, как паяльная лампа и палатка билась так, что скрипели лыжи, распиравшие ее. Никто пока не просыпался.
Это все. Как теперь выбраться?
Этого я уже не ожидал. Сами мы бы как-нибудь прошли, сами мы
бы и переждать могли, как теперь быть?
Ждать нельзя: парней нужно срочно в больницу. Идти нельзя, пока мы их будем тащить, они замерзнут, а Гайнуллин и Валя тоже нам не помошники. Ну, Костя, думай, тебе решать, в твоих руках жизнь и смерть этих людей. А может, к утру утихнет, хотя здесь так не бывает: уж если закрутит, то не меньше, чем на сутки. А если дальше? Что делать? Столько мыслей и ни одна из них не решение. Ясно одно: идти нельзя - это гибель для нескольких человек. Оставаться нельзя: Алексеев здесь погибнет.
С такими веселыми мыслями я пролежал до четырех часов утра, а
потом разбудил Ваську и Леню. Оба они сразу оценили обстановку, Вася сказал:
– Ну, и погодка сегодня, как в кино. Как идти будем, командир?
– Поживем - увидим, пока надо завтрак готовить. Я помогу вам, все равно не сплю.
Загудели примусы, и в палатку сразу стало теплее. Я захватил кастрюлю и вылез из палатки и сразу набросился на меня ветер, сбил с ног, снег залепил глаза. Я кое-как набил кастрюлю, вырезал несколько снежных кирпичей и передал все это в палатку потом добрался до второй палатки и разбудил Сашу.
– Ну как там погода?
– Дует как в аэродинамической трубе.
– Разожги печь, чтоб теплее было, бензина у нас хватит.
Через час был готов завтрак и тогда мы разбудили остальных. Все смотрели на меня и ждали решения, а его у меня не было.
Первой заговорила Валя:
– Мы все равно пойдем? Да? Ходят же люди в пургу, если очень надо?
– Не волнуйся, Валя, мы что-нибудь придумаем, да и пурга, может
скоро утихнет.
Я-то знал, что пурга утихнет не скоро, и она это тоже хорошо знала.
Но я еще не знал, что ни Валя ни Гайнуллин не смогут пройти эти тридцать километров.
Саша молча занимался больными, в разговор не вступал, у него
– Пока поешьте, а потом будем решать. Сейчас соберем нарты, а когда станет совсем светло, посмотрим как нам идти.
Валя немного успокоилась, хотя и чувствовала, что говорю не очень уверенно.
– Доктор, что с Витей? Он будет жить? Помогите ему.
– Я и так делаю все, что могу. Не волнуйся, положим его в больницу, и все будет хорошо.
– Значит надо идти, надо быстрее уходить отсюда. Я пойду помогать вам, - она начала подниматься.
– Не нужно. Лежи пока, еще успеешь намерзнуться. Мы сами справимся.
Я вылез из палатки. За мной вылез и Доктор.
– Ну что, Саша?
– Плохо! Он протянет еще день-два, а потом будет поздно.
А ветер сбивал с ног и приходилось ложиться на него грудью, чтобы не упасть.
– Что же будем делать?
– А ты не знаешь?
– Знаю, но мне трудно решиться.
На обеих чашах весов лежат человеческие жизни, как разглядеть, какая перетянет? Он, точно, долго не протянет?
– Да, Костя, это почти точно.
– А все-таки что ты думаешь?
– Как врач я считаю, что надо спешить, жизнь человека в опасности. Как турист я понимаю, что мы не пройдем, надо переждать пургу, а как человек... Мне тоже трудно, но я знаю, что у меня есть командир, который для того и существует чтобы в критической обстановке осуществлять руководство. Если бы не было критических ситуаций, не нужны были и командиры. Ты самый опытный и знаешь лучше меня, что выход пока только один.
– Да, но это будет на моей совести, хватит ли силы? И все равно, пока будем готовиться к выходу.
А ветер все не унимался, даже, кажется, стал сильнее, и пока шел этот разговор, мы задубели от холода. Залезли в палатку. Вся наша шестерка была в сборе. Это все сильные ребята, все они знают, что такое идти в пургу, знают что хотя и трудно, но если нужно - возможно.
– Ну вот что, бойцы, будем собираться, дайте-ка рацию, попробую
еще раз выйти на связь.
– Всем, всем, я спасотряд КСП, всем, всем. Прием. - Щелкнуло
реле.
И еще несколько раз, на разных каналах. В телефоне только шорох разрядов. Иногда обрывки музыки, радиопереговоров, но все очень тихо, неразборчиво.
– Все, хватит. Я выключил рацию и стал ее укладывать.
– Пошли готовить нарты.
Мы вылезли из палатки и стали свинчивать каркас, и крепить их к лыжам. Когда нужно было снимать варежки, руки сразу немели, пальцы переставали гнуться, потом приходилось долго отогревать их под одеждой. Когда пальцы согревались, приходила боль. Наконец, нарты были собраны и я опять залез в палатку к Алексееву.
И сразу Валя поднялась мне на встречу:
– Ну что? Когда выходим, почему вы медлите? Ему же совсем плохо, с каждым часом все хуже. Я же сама вижу. Уйдем отсюда, это же могила. Тут можно сойти с ума, от этой неподвижности. Идемте же!