Со щитом и на щите
Шрифт:
— И много ты успел прочитать? — немного оправившись, поинтересовался он.
— Уже дочитываю.
— Что же ты понял в ней?
— Все.
Я было собрался рассказать инспектору, о чем там написано, но мама вовремя закрыла мне рот. Она сердито сказала, чтобы я убирался вон и не смел приносить в дом никаких книжек без ее разрешения.
— Где ты ее взял?
— В клубе. Их там навалом…
— Чтобы твоей ноги там больше не было! А эту книжку я сама отнесу…
Обескураженный, вышел я из дома. Никак
Позднее я поумнел: знал, какую книжку можно показывать маме, а с какой нужно прятаться от нее подальше — на чердаке, на дровах в сарае или где-нибудь в огороде.
Кроме мамы, должен был остерегаться и учителей. Они тоже охотились за такими, как я. Особенно на уроках, когда достанешь книжку тайком, развернешь на коленях под партой и читаешь. Бывало, так зачитаешься, что и не слышишь, будто глухой, как тебя вызывает учитель. Пока сосед в бок не толкнет.
А сколько раз проезжал остановку, когда возвращался в субботу домой! Зачитаешься и не заметишь, что твоя остановка. И хорошо, если рядом знакомый и крикнет, выходя:
— Ты что, заснул? Давай к выходу, а то дальше поедешь!
Подскочишь и опрометью из вагона.
В восьмом классе я перечитал почти все книжки из нашей школьной библиотеки. Это оказалось нетрудным: библиотека помещалась в небольшой комнатке с двумя или тремя шкафами и большую часть книжек я уже читал. Тогда старшая пионервожатая — она же выдавала нам книги — посоветовала мне записаться в библиотеку Дворца культуры. Там хватит что читать до самого окончания школы.
Библиотека занимала второй этаж.
Сперва нужно было пройти через большой читальный зал, почти пустой днем и переполненный по вечерам, и только потом можно попасть в абонемент: святая святых для каждого, кто влюблен в книги. Там, отгороженные невысоким барьером, стояли длиннющие, высотой до самого потолка стеллажи, сплошь забитые книгами. Среди этого неимоверного богатства похаживал всегда деловитый, всегда немного сердитый Михаил Семенович — среднего роста мужчина с седыми растрепанными волосами и воспаленными близорукими глазами.
Когда я несмело вошел, он придирчиво допытывался у пожилого человека:
— Вы хотите интересную книжку? Думаете, вы один ее хотите? Все хотят только интересные книжки! А кому прикажете читать скучные? Но человек не сердился на библиотекаря. Он весело отвечал:
— Скучные вы и читайте! Вам за это деньги платят.
— «Деньги, деньги»! А вы их считали, те деньги?
Человек ответил, что не считал.
— Чего же вы изволите о деньгах говорить?
— Да я просто так… — оправдывался человек. — Дадите вы мне интересную книгу?
— А какую такую книжку вы
— Дайте что-нибудь Гоголя.
— О, опять Гоголя! — всплеснул руками Михаил Семенович. — И этот хочет Гоголя, и тому дай только Гоголя… Где я вам возьму столько Гоголей? Как вы себе думаете, нам только Гоголя и присылают?
Человек ответил, что не думает.
— Почему все вы хотите только Гоголя?
Последний вопрос прозвучал уже из-за стеллажей, так как Михаил Семенович все же пошел за Гоголем.
— Вот вам последняя, — сказал, возвратившись. Осторожно пролистал книжку, лицо у него было таким торжественным, что и пожилой читатель, и я прониклись уважением к тоненькому томику.
Когда мужчина, поблагодарив, ушел, Михаил Семенович перевел взгляд на меня:
— Ну-с, а где твоя книжка? Или, не дай бог, уже потерял?
Поняв, что библиотекарь принял меня за постоянного читателя, отвечаю, что я пришел впервые.
— Ты пришел записаться? — переспрашивает Михаил Семенович. — А пять рублей принес?
Молчу, ничего не понимая.
— Пять, пять! — как глухому, повторяет Михаил Семенович. — Пять рублей залога. Если ты потеряешь книгу или не захочешь вдруг возвратить ее, то мы вычтем из этих пяти рублей ее стоимость. Ну-с, есть у тебя пять рублей?
Говорю, что нет. Нет и не будет. По крайней мере, еще лет шесть, пока не закончу институт и не начну работать.
— О, у него нет пяти рублей! — воскликнул Михаил Семенович. — Он, видите ли, учится! И ждет, пока мама с папой дадут ему пять рублей! А чтобы самому заработать, так этого и в мыслях у него нет…
Библиотекарь продолжает свой сердитый монолог, но я его уже не слушаю. Разочарованно говорю «до свидания», отступаю к двери.
— О, он уже и обиделся! Лучше сказал бы, из какой школы да что читал…
Передо мной появляется проблеск надежды. Возвращаюсь к столику, перечисляю названия прочитанных книжек. И чем больше книг я вспоминаю, тем внимательнее слушает меня Михаил Семенович.
— Хватит-с, — говорит он. — Вижу, что ты кое-что читал… Так нет, говоришь, у тебя пяти рублей? — Опять за свое.
Уныло говорю, что нет.
— Вот все вы такие! На кино, на ситро есть, а на книги нет…
Он снова сердится, но тем не менее выписывает мне читательскую карточку.
— Так что будем читать-с?
Молчу в нерешительности. Попросить что-либо интересное — вдруг еще больше рассердится? А неинтересных книжек не помню.
— Что дадите, — отвечаю несмело.
— О, он уже не знает, что и читать! — взрывается Михаил Семенович. — Выдавай им книги, да еще думай за них! «Что дадите, что дадите»… А если ничего не дам?
Последняя фраза доносится до меня уже из-за стеллажей.
Михаил Семенович вернулся вскоре с целой охапкой книг. Разложил на столе аккуратным рядком, спросил: