Со щитом и на щите
Шрифт:
— Они вроде ничего… Нравятся… — бормотал я, поражаясь собственному вранью.
— Правда?!
Вася расцветает. Тогда я не выдерживаю. Ехидно спрашиваю, указывая на строку, где говорится про какую-то деву с глазами, мерцающими, как звезды:
— Ты про кого это?!
— Да-а…
Увиливает от моего взгляда, еще больше смущается. Потом, взяв у меня свои стихи, с необычным для него смущением спрашивает:
— Я тебя провожу после уроков. Ладно?
До конца занятий меня одолевало любопытство: что ему от меня надо? И когда мы вышли, прошли молча один квартал, другой,
— Скажи честно, ты мне друг?
— А ты что, до сих пор сомневаешься? — отвечаю осторожно.
Он вроде и не слышал.
— Ты скажешь правду, о чем я тебя спрошу?
Облизываю пересохшие губы, отвечаю, что буду говорить правду. Неужели доподлинно узнал, что я тогда, в коридоре, сболтнул учителю истории?
— Скажи… ты любишь… Нину?
На какое-то время я остолбенел. Стою сам не свой. Вася захватил меня, можно сказать, врасплох: никак не мог подумать, что он про это спросит. К тому же я и сам хорошо не знаю, люблю ли я Нину или нет. Она мне нравится, мне приятно, когда ее вижу, и грустно, когда расстаемся, но разве можно считать, что это уже настоящая любовь? И разве можно в таком признаться даже самому близкому другу?
— Откуда ты взял? Очень нужна мне эта Рыбальченко!..
Услышав ответ, Вася хватает мою руку, изо всех сил ее пожимает, обещает упросить инструктора, чтобы покатал меня на самолете. А я, совсем сбитый с толку, только хлопаю глазами…
Лишь спустя некоторое время, когда уже вечером сидел за столом дома и решал задачку, меня вдруг осенило: вот те на — Васька втрескался в Нину!
Так вот, значит, почему он допытывался, люблю ли я ее!
Сижу как сыч, и мне уже не до задачки и вообще не до уроков. Мне кажется, что я тоже люблю Нину. Ну, пусть еще не люблю, пусть только начинаю любить. Потому что она мне как друг, как верный товарищ.
А разве Васек не друг? Разве не я провинился перед ним, разве не поклялся, что искуплю ту свою вину?
На следующий день, получив записку от Нины с предложением сходить в кино, я ответил, что сегодня не могу, что пусть пойдет с Васей. И так каждый раз отвечал. А когда мы втроем возвращались из школы (я всегда внимательно следил, чтобы не остаться с Ниною наедине) и доходили до улицы, на которую мне надо было сворачивать, я всегда поспешно с ними прощался.
Поначалу это удивляло Нину и, наверно, немного обижало. Но со временем она привыкла и ко мне уже не обращалась. Не писала записки, не приглашала больше в кино: адресовала все это Васе. И наши с ней занятия но немецкому языку сами собою заглохли.
Про то, как я едва не стал отличником и какая это была бы для мамы радость
Это благородное намерение возникло у меня в девятом классе.
По правде говоря, и раньше время от времени меня осеняла мысль: а почему бы и мне не стать отличником? Чем я глупее Икса или ленивее Игрека?
Посредственные отметки я получал вовсе не потому, что не мог запомнить рассказанное учителем, а потому, что высидеть спокойно
— Повторите, что я только что рассказывал!
К тому же, если б в классах не было окон или находились они где-нибудь под потолком, чтобы только свет давали. А то на всю стену, чтобы все было видно, что вне школы творится. Вон дядька что-то на телеге везет. Интересно, что там у него? Вот остановились две женщины — стоят, одна на другую машут руками, вроде бы ссорятся. Подерутся или нет? А вон еще более интересное: воробей. Примостился на подоконнике, в класс заглядывает.
Помню, как еще в пятом классе повадился к нашему окну козел. Бывало, подойдет, постукает в раму рогами и принимается лизать стекло — воздушные поцелуи нам посылает. Ну как тут от хохота удержаться!
Мы покатывались от смеха, а учительница посылала кого-нибудь отогнать животное. Но только ученик, выполнив свою миссию, возвращался, только усаживался за парту, как козел снова тук-тук в окно.
Учительница лишь потом узнала, почему козел всегда заглядывает в наше окно и лижет нижнее стекло, — мы его солью натирали.
Так вот, мысль о том, почему бы и мне не стать отличником, раньше тоже у меня мелькала. Например, когда в конце года происходило вручение похвальных грамот и подарков. Это действительно было бы здорово — на глазах всех собравшихся выйти к столу и из рук самого директора получить похвальную грамоту. Да, было бы совсем неплохо стать отличником — хотя бы для того, чтобы не так часто тебя вызывали к доске. Ведь учителя отличников почти никогда не спрашивают. Разве только тогда, когда весь класс ответить не может.
Вот если бы отличников вообще никогда не спрашивали! А то: вызовут — не вызовут, все равно задания готовь. Сиди над учебниками день и ночь, интересно тебе или неинтересно — учи все подряд назубок. Так что стоит ли овчинка выделки? Пожалуй, не стоит.
Однако в девятом классе дело приняло неожиданный оборот. Как-то Мария Федоровна сказала, что ученики, которые удостоятся аттестата отличника, имеют право поступать в институт без экзаменов. Да еще в первую очередь их зачисляют.
Тут я и задумался. Чего я больше всего на свете не любил, так это экзамены. Я их просто терпеть не мог. А тут, оказывается, если стать отличником, от них можно увернуться.
К тому же и два месяца летних каникул не пропадут: не придется день и ночь над учебниками гибнуть. А тогда как хочешь развлекайся.
Что и говорить, перспектива соблазнительная.
В тот вечер я аккуратно выписал в два столбца предметы: один был совсем маленький — с отличными оценками, а другой — в два ряда, куда длиннее.
Ты чего это пишешь? — заинтересовался Федька. Он уже кончал десятый класс, и ему, конечно, думать об аттестате отличника было поздно.
Я охотно ему пояснил и рассказал о своем намерении.