Собачий принц
Шрифт:
— Гент, — еще раз сказал Лавастин. — Далеко отсюда. Но награда должна быть богатой. — Он посмотрел на своего капитана, стоявшего в комнате вместе с несколькими доверенными слугами. Лиат могла оценить вид солдата. Этот, как и его граф, выправкой и манерой поведения, мощью плеч мучительно напоминал Сангланта. — Сколько народу сможем мы собрать после сева?
— Прошу прощения, милорд граф, — вмешалась Лиат. Он удивленно воззрился на нее, но разрешил продолжать. — Король Генрих шлет еще такие слова: «Вы получите помощь от моей родни. Войска выделит Констанция, епископ Отуна и герцогиня Арконии. Лютгард, герцогиня Фесская, тоже снарядит
— Ага, — сказал Лавастин. — Капитан, что вы на это скажете?
— До Гента далеко, — сказал капитан. — Не скажу точно, как далеко, но он глубоко в Вендаре, на северном побережье. В Отуне мы много слышали об Эйка, об их вожде, который владеет магией, о сотне ладей с тысячей дикарей.
— Вы были в Генте, — сказал вдруг молодой лорд. Его зовут Алан. Он назвал свое имя, как равный. Она иногда поглядывала на него. Высокий, широкоплечий, но стройный. Темноволосый, с легким пушком на подбородке, который, казалось, еще не знал бритвы. На отца не похож. О Владычица, он так мягко с ней говорил, как будто заманивал раненое животное в укрытие.
— Вы были в Генте? — спросил Лавастин, вдруг заинтересовавшись ею. До этого она была просто носителем информации, как бумага, на которой написано письмо.
— Я была там до конца.
Итак, она опять должна рассказать всю ужасную историю падения Гента. И все же эти рассказы в городах и деревушках, где она ночевала, смягчили ее боль. Так случается, если повторять снова и снова. «Если достаточно долго биться головой о стенку, становится не так больно», — говаривал Па.
Лавастин подробно расспрашивал о планировке города, о местности вокруг него, подходах с запада, севера и юга, о которых она знала совсем немного, и с востока, которых она вообще не видела. Он спрашивал о реке, о расстоянии до устья, об острове, на котором построен город, о мостах, воротах, стенах и многом другом.
— Этот туннель, — сказал он. — Фермер клянется, что пещера упирается в стену.
— Так оно и было, милорд граф. Я ему верю. Появление туннеля было чудом.
— Но туннель появился.
— И вы спаслись, — добавил молодой лорд и покраснел. Отец глянул на него и нахмурился. Потом потрепал ухо пса и обратился к сидящей слева от него женщине:
— Дуоде, придется обойтись без мужской силы летом после сева. И я не знаю, вернемся ли мы к жатве.
— Многое зависит от погоды. Но прошлогодний урожай был очень хорош, и эта зима мягкая. Если ориентироваться на день святого Сормаса…
— Королевское благорасположение и достойная награда. — Граф и женщина одновременно повернули головы в сторону Алана. — «Орел», где лорд Джефри?
— Лорд Джефри сопровождает короля на охоте. Он вернется ко времени сбора войск.
— Король был настолько уверен, что я соглашусь?
— Он сказал, милорд, что он даст вам то, о чем вы просили.
Молодой лорд имел манеру густо краснеть, что с ним и произошло в тот же момент. Лиат не поняла почему, да и не старалась понять. Ей хотелось просто оставаться в этом помещении, в тепле и безопасности, хоть всю оставшуюся жизнь.
— Таллия! — сказал граф спокойно, но с победоносным оттенком в звучании. — Он даст нам Таллию. — Граф встал. — Решено. «Орел», вы вернетесь к королю и сообщите ему, что я клянусь освободить
Он карабкается вверх по старой тропе через смешанный лес: ель, сосна, береза. Вскоре сосна и ель исчезли, затем и березовый лес измельчал и сошел на нет. Он достиг фьолла, открытого плато, на котором находится дом Мудроматерей. Ветер хищно треплет его снежно-белые волосы. Поверхность плато покрыта инеем.
Старая Мать — его мать и тетка одновременно — направила его сюда. «Обратись к ним, беспокойный, — сказала она. — Их слова мудрее моих».
Он застал младшую из Матерей еще в пути, она стремилась к своему месту рядом с остальными, виднеющимися в отдалении, подобно мощным колоннам, окружающим впадину, до блеска отполированную сияющими нитями гнездовий паутины ледяных камнеедов. Но он не собирается подставлять себя их ядовитым жалам.
Вместо этого он останавливается возле самой молодой из Мудроматерей, еще не достигшей места совета. Хотя она передала нож решения его Староматери еще до того, как он вылупился из яйца, ей понадобились все эти годы, чтобы покрыть то расстояние, которое он преодолел за время бодрой утренней прогулки. Но она, как и ее матери, как и матери ее матерей, выросла из того же вещества, из которого вырублены кости земли. У нее нет причин спешить. Она увидит столько времен года, сколько ему и во сне не приснится. Еще долго после того, как кости ее затвердеют, мысли будут продолжать странствовать по прежним, земным, путям, пока наконец она полностью не отойдет во фьолл небес.
Он опустился перед ней на колени. Приношения его драгоценны своею хрупкостью, ничего твердого, прочного, постоянного: крохотный цветок, выросший в укрытой скалами ложбинке; пушистый локон новорожденного ребенка Мягкотелых, умершего лишь этой ночью; остатки скорлупы яйца из фьолла Хаконин; тонюсенькая косточка мелкой птички, такая, на каких колдун выцарапывает письмена, чтобы читать шаги будущего.
— Мудромать, — обращается он к ней, — выслушай мои слова. Дай ответ на мой вопрос. — Он молчит и ждет. Чтобы беседовать с Мудроматерью, надо иметь терпение. И не только из-за ледяных камнеедов.
Она движется по тропе так медленно, что кажется ему неподвижной. Но, если прийти через неделю, поросший лишайником валун рядом с ней окажется уже на палец дальше. Так же они слушают, так же говорят. Меры их много длиннее, чем его собственные. Может быть, потеряв связь с племенем, передав нож, они теперь с трудом понимают слова внуков, говорящих и двигающихся так быстро и живущих так мало, не больше сорока оборотов солнца.
Ее голос похож на отголосок дальней лавины, он должен напрягаться, чтобы ее услышать.
— Говори, дитя.
Старомать слышала из южных стран. Кровавое Сердце собирает армию, всех Детей Скал, для кампании против Мягкотелых. Если я соберу ладьи, всех, кого собрал, и с попутным ветром отправлюсь на юг, останусь ли я по-прежнему в немилости? Что лучше: остаться здесь, мало чем рискуя, или отправиться туда и подвергнуться большому риску?
Ветер выметает скалистое плато. Скалы — единственное украшение, которое делает это место достойным вместилищем мудрости старших Матерей — всех, кроме Первоматери, исчезнувшей давным-давно. Внизу шепчутся деревья, множество голосов на ветру. Нерешительно появляются и тут же подхватываются ветром снежинки. Скоро потеплеет, прольются весенние дожди, а после этого море откроет путь на юг.