Собачий принц
Шрифт:
— «Орел», — он вручил ей шнурок, — можете показать туннель, как вы его себе представляете?
Она взяла шнур и присела перед картой, рассматривая ее.
— Я видела карты во дворце халифа в Куртубе, умею их читать, — убеждала она себя.
— Куртуба… — Реакция графа вовсе не поощряла Лиат к воспоминаниям. Она не знала, что Алан рассказал о ней отцу, и не хотела случайно выдать ни его, ни свои секреты.
Подумав, Лиат положила один конец шнура между двух башен, обозначающих Гент, и вытянула его на запад, другим концом уткнув в возвышенности над речной долиной. Потом она нахмурилась и отодвинула линию деревяшек несколько
— Здесь долина реки шире, милорд. Лорд Уичман должен знать местность лучше меня, ведь он кружит по ней уже несколько месяцев.
— Лорд Уичман храбр, но голова у него не слишком светлая. Я постараюсь использовать его наиболее эффективно. — Граф рассмотрел маленькую карту, затем подвинул форт так, что тот оказался в долине, но напротив возвышенностей, недалеко от места, где, по-видимому, заканчивался туннель. — Устье реки, — сказал он, коснувшись этого места и как будто бы забыв о лорде Уичмане. — Гент. Укрепленный лагерь. Потайной туннель. Ладьи Эйка. Их солдаты, стада. Последняя разведка Уичмана насчитала у Гента сорок семь судов. На каждом помещается около тридцати Эйка. Вместе с силами лорда Уичмана у меня около семисот солдат, треть из них конных.
— Значит, у них двойной перевес в численности. Не следует ли подождать армию короля Генриха?
— Кто знает, когда прибудет король Генрих! — проворчал капитан. — А если его отвлечет какой-нибудь другой конфликт? Нет, барышня, нельзя ждать армию, которая может и не появиться. Тем более там, где мало провизии, а Эйка в любой момент могут напасть первыми. Их разведчики тоже шарят по лесам и следят за нами, как мы наблюдаем за ними.
— Мы оставим здесь сообщение для короля, чтобы он, прибыв сюда, сразу узнал о наших планах, — добавил граф. В его глазах появился странный блеск, как будто он увидел желанную цель и одновременно понял, как достичь ее. — У Кровавого Сердца численное преимущество, — сказал он, — а у нас план.
— Ты слышала, как граф Лавастин прошлой ночью хвалил мое пение? — Было утро, и маэстро Гельвидиус прямо-таки сиял. — Графы Лавас — крупные варрские землевладельцы, по силе и богатству они равны герцогам. У них, правда, нет кровного родства с королями. Но все же такой лорд должен иметь в свите поэта, подобного мне по рангу и дарованию.
Анна замерла, ошеломленная:
— Вы нас покидаете?
— Видишь ли, госпожа Гизела не ценит моего таланта. В этой войне она потеряла очень много. Мне лучше присоединиться к другому дому.
Листья сорванного вчера салата лежали в щербатой миске, найденной в развалинах после рейда Эйка. Анна выменяла собранную в лесу пижму на миску ячменя из скудного прошлогоднего урожая, и теперь Хелен с упоением жевала маленькую лепешку весеннего пудинга из ячменной муки, смешанной с листьями одуванчика, горлецом и крапивой.
— Вы, конечно, можете меня сопровождать, — не совсем уверенно добавил он.
— Как? Матиас не сможет идти. Я даже не знаю, где этот Варре. Крошка Хелен тоже не сможет идти долго, а в повозку нас, конечно, не пустят. — Гельвидиус заворчал, кусая ногти. Анна всегда восхищалась его чистыми, аккуратными руками. — Да какая, собственно, разница? Может быть, все они скоро погибнут под Гентом. Но сегодня вечером я для них спою. Кажется, завтра они выступают.
Как мог маэстро Гельвидиус даже думать о том, чтобы покинуть их? После всего, что они с Матиасом для него сделали!
И до прибытия войск Лавастина в Стелесхейме было тесновато. Теперь же во внутреннем дворе было не протолкнуться. Солдат Лавастина было так много, что они размещались как внутри палисада, так и за частоколом. Они устроились по-домашнему, вовсю пользовались колодцем. Те, что остались снаружи, рыли ров и возводили наружный вал для защиты от возможного нападения Эйка.
Но солдаты Лавастина не обращали внимания на Анну, разве что старались не наступить на ребенка, пробирающегося между ними и теми из жителей Стелесхейма, которые предлагали солдатам ягоды или хлеб в обмен на товары, а то и просто новости. У кожевенных мастерских она нашла сидящего на своей табуретке Матиаса. Анна остановилась, глядя на него. Лицо Матиаса было бледнее зимнего неба, но работал он активно. Она дождалась, пока он закончит соскабливать шерсть с растянутой перед ним шкуры, и окликнула его.
Он обернулся, улыбнулся, потом нахмурился, когда Анна развернула принесенную с собою пищу:
— Сегодня здесь еще будет каша с хлебом. Ты бы лучше съела это сама.
— У меня есть еще, — сказала она, и на сей раз это было правдой. — А тебе не хватает. Не спорь со мной, Матиас.
Он явно устал и проголодался, поэтому больше не возражал и принялся за еду. Матиас как раз завершил свою скромную трапезу, когда что-то за спиной Анны привлекло его внимание. Глаза его расширились, он схватил свою клюку и поднялся на ноги.
— Матиас! — воскликнула Анна, но он сделал ей знак, и она обернулась.
О Владычица! Она дотронулась до своего кольца Единства, разинув рот. Лорд Уичман, конечно, сын герцогини, но где ему было до того лорда, который вместе со своим сыном предстал ее взору. Даже после утомительного перехода он выглядел так, как, по мнению Анны, мог выглядеть лишь король. Благородный лорд был не так высок и крепок, как шедший рядом лорд Уичман, но в нем была та спокойная и уверенная гордость, которую она отметила в гентском кожевнике, учителе Матиаса. Человек, который так выглядит, в совершенстве знает свое дело, каким бы оно ни было. Без сомнения, мастера-кожевника уже не было в живых. Она не встречала его среди беженцев — наверное, он пал при обороне Гента.
Волосы лорда были бесцветными, как песок, лицо узкое, глаза бледно-голубые, взгляд пронзительный, острый. Он остановился, чтобы поговорить с одним из работников, спросил, есть ли готовая, пригодная для ремонта снаряжения кожа, заметил что-то относительно качества работы. Лорд Уичман, не привыкший к такому общению, беспокойно заерзал и негромко сказал что-то сыну главного лорда.
— Не глазей так! — прошептал Матиас, свободной рукой одернув Анну.
Маэстро Гельвидиус говорил, что графа сопровождает сын, но этот молодой человек на полголовы выше графа, брюнет, его черты не похожи на графа. На одежде золотом и серебром была вышита собака, еще два неимоверных размеров пса неотступно следовали за ним. Женщина-«орел» тоже шла следом. При дневном свете ее кожа вовсе не казалась такой темной, она была похожа, скорее, на дорогую медовую кожу, которую купцы нахваливали как прекрасный материал для перчаток.