Собачий принц
Шрифт:
Тревога! Залаяли собаки, взвыл горн в лагере Эйка. Эйка высыпали на берег спасать свои подожженные ладьи.
Лучники, спрятавшись в кустах на крутых склонах холма, поджигали стрелы от углей, спрятанных в трубочках, и посылали их одну за другой в лагерь Эйка. Пехота, растянувшаяся вдоль берега реки, неожиданно появилась перед Эйка, а сзади, забирая дикарей в кольцо, ударил Лавастин со своей кавалерией.
Алан старался не отставать от остальных. Крепко держа в руках копье и с трудом сохраняя равновесие, он пытался сосредоточиться на битве. Трещали пылающие
Кавалерия вклинилась в строй Эйка, смяв первый ряд. Один из дикарей оказался на пути Алана. Эйка не пытался орудовать копьем, а просто надвигался на Алана, видимо надеясь, что его лошадь лучше знает, что делать. О нем самом этого сказать было нельзя. Слишком поздно он заметил графа Лавастина, который на ходу ударил его в грудь копьем и, не останавливаясь, поскакал дальше. За графом следовали пешие воины, добивая раненых Эйка. Впереди пехота сражалась с толпой дикарей. Каждый Эйка был больше и сильнее человека. Обрушивая на головы врагов страшные удары, Эйка пробивались сквозь ряды пехотинцев. Часть дикарей, отвлеченная топотом копыт и криками своих умирающих собратьев, развернулась лицом к приближающейся кавалерии.
Вот они. Медная, бронзовая, золотая, серебряная, железная кожа. Они похожи на ожившие статуи. Это вовсе не люди. Один из них приближается. Блеснули белые зубы. Костяного цвета волосы. Удар топора обрушился на подставленное Аланом копье и увяз в древке. Алан дернул копье назад, и Эйка, выпустив топор из рук, отбросил щит и схватился за нож. В следующее мгновение Алан выхватил меч. Эйка отшатнулся назад, его лицо исказила жуткая гримаса. Алан занес меч, и в этот момент, когда Эйка отступил, пытаясь удержать равновесие, когда остальная кавалерия проскочила вперед, тесня дикарей, и Лавастин криком подбадривал своих солдат, он понял, что не может убить.
Воспользовавшись его замешательством, Эйка прыгнул вперед. Алан попытался парировать удар, но совершенное им только что открытие парализовало его.
Он не может убивать.
Он недостоин. Недостоин быть солдатом. Недостоин своего отца. Он подвел отца.
Он должен умереть.
Солнце слепило глаза. А может, это была уже смерть или погрузившийся в глаз нож? Он отпустил повод и инстинктивно поднял руку к глазам. Какая-то тень промелькнула мимо него, и тут же Эйка рухнул на землю с ножом в горле.
Алан ахнул и схватил поводья. К счастью, лошадь была хорошо обучена. Кто спас его? Кто был свидетелем его трусости?
Он повернул голову. Казалось, ее взгляд пронизывал насквозь. Роза горела на груди, как раскаленный уголь.
Она пришпорила свою лошадь, и конь Алана последовал за ней, подчиняясь ее безмолвному приказу.
— Держись рядом, — прозвучало у него в голове. Властительница Битв! Она была прекрасна, но ее красота вызывала скорее ужас, чем восхищение.
Рядом с ней скакал Лавастин. Граф не получал удовольствия от битвы. Для него это тоже была работа, исполнение долга. Ударом меча он прорубил серебристую чешую Эйка. Не обращая внимания на упавшего дикаря, граф посмотрел вправо, сквозь божественную всадницу, и, найдя взглядом Алана, сразу же отвернулся.
Кавалерия прижала Эйка к пехоте. Окруженные со всех сторон, дикари дрались с безнадежной яростью. Алан до сих не получил ни царапины. Повелительница Битв поражала каждого, кто ему угрожал. Алан сумел удержаться в седле. Рядом все так же спокойно сражался граф Лавастин.
Наконец кавалерия и пехота встретились. Лавастин поскакал к берегу, увлекая за собой всадников. Некоторые Эйка побежали к ладьям, другие пытались отбиваться, но было ясно, что они проиграли. Каждый дикарь пытался теперь лишь спасти свою жизнь. Несколько Эйка стащили в воду одну ладью и боролись за место. От двух других лодок шел столб дыма. У Алана заслезились глаза.
— Стоп! — скомандовал Лавастин.
— Неплохо, — сказал граф, повернувшись к сыну. Алан стер слезы со щек и удивленно посмотрел на отца.
Неплохо? Кому это он говорил? Их окружили люди с оружием в руках. Они наблюдали, как удалялась ладья Эйка. Оттуда взметнулось несколько стрел, которые попадали в воду и в прибрежные камыши.
Властительница Битв исчезла. Цветок на его груди больше не обжигал.
Воины собрались вокруг графа и его сына. Небольшая группа уцелевших дикарей попыталась догнать свою ладью вплавь, земля была усеяна трупами Эйка. Войско графа почти не пострадало: несколько раненых, один или двое из которых — смертельно. Тактика Лавастина себя оправдывала.
— Очень неплохо, сын мой, — повторил граф. Подняв меч, запачканный зеленоватой жидкостью, он обратился к свой армии: — Друзья мои, вы видели, что мой сын оправдал себя в битве.
Один из всадников ответил:
— Я сам видел, как он положил четверых, милорд. В нем есть боевой задор. Я с готовностью последую в бой за лордом Аланом. — К ужасу Алана, в глазах говорившего читалось уважение.
Другие так же видели, как он яростно сражался.
— Но я ничего не сделал, — запротестовал Алан. — Я испугался. Меня защитила Властительница Битв, это ее рука убивала Эйка.
Он понял, что следовало промолчать. Все решили, что он сказал это из скромности и болезненного благочестия. Никто из них не видел Повелительницы. Все были уверены, что он совершил все сам, никому и в голову не пришло, что он недостойный трус и спасся лишь благодаря ее вмешательству.
Одни вытащили из-за пазухи кольца Единства, с почтительностью и удивлением произнося слова молитв. Другие склонили головы. Лавастин посмотрел на Алана в упор и улыбнулся:
— Бог Единства простер над тобой Свою руку, сын мой. — В его голосе звучала гордость. — Ты будешь настоящим воином.