Собачий принц
Шрифт:
Я недостоин.
Но ведь Властительница Битв выбрала именно его, и с ним роза — знак ее благосклонности к нему.
Служанка наполнила кубок лорда Джефри и задержала взгляд на Алане. Его бросило в жар. А что тут удивительного? Ведь в зале действительно очень тепло.
— А что вы об этом думаете, лорд Алан? — вкрадчиво спросила Альдегунда. Эта миловидная женщина, почти дитя, не признала Алана. Ее семья владела обширными землями и имела связи с варренской аристократией и с вендарским двором.
— Есть. — Услышав собственный голос, Алан залился краской. В его голосе послышалась гордость. Но сыну графа это
«Продолжай», — знаком выразил одобрение отец. Алан пригубил кубок, прежде чем продолжать. Для храбрости. Хорошее вино. Доставлено из Саллии.
— Мне кажется, Кровавое Сердце собирается подчинить себе все племена Эйка, но не все вожди этого хотят. Некоторые из них, видимо, не желают подчиняться другому Эйка, пусть он даже могущественный колдун.
Но если остальные признают верховную власть Кровавого Сердца, то непокорные вожди становятся мятежниками и изгоняются из собственных земель. Может быть, именно поэтому они здесь зимуют. Им некуда возвращаться.
— Возможно, — мрачновато согласился Джефри, допивая вино. Его жена сейчас же послала слугу снова наполнить кубок.
— А не может ли быть так, — спросил пожилой человек, в котором Алан узнал Меджинера — одного из многих дядей Альдегунды по матери, опытного воина, — что эти лагеря строятся по указанию самого Кровавого Сердца?
— Почему мы считаем, — резко спросила Альдегунда, — что Эйка ведут себя подобно нам? Ведь они дикари, не так ли? Откуда мы знаем, что означают их поступки? Что мы вообще знаем о них?
Я знаю, что я вижу в своих снах, подумал Алан, но промолчал. Отец запретил говорить о снах. Он склонил голову, выражая уважение ее мудрости: конечно, она была еще очень молода, но женщина — подобие Владычицы, управляющей Очагом Жизни. Мужчины созданы для более грубой работы. Хотя они физически сильнее женщин и более искусны в бою, с чем соглашаются и матери Церкви, однако потенциал женщин в отношении умственной работы и искусств гораздо выше. Эти качества, как и способность к деторождению, дарованы им милостью нашей Владычицы, Матери Жизни.
— Мы мало знаем об Эйка, — не спорил Лавастин. — Но пока позволяет погода, мы будем патрулировать берег. Посмотрим, что происходит возле пролива Осны. Последний раз Эйка появлялись там две весны назад, если вы помните.
— Э-э, — лорд Джефри подался немного вперед, — там ведь есть деревня у пролива. Вы не там воспитывались, лорд Алан? Я помню, как вы прибыли в Лавас с другими работниками.
— У вас удивительная память. — Алан выразил искреннее восхищение.
Но Джефри быстро опустил глаза: граф пристально смотрел на своего кузена.
Меджинер хмыкнул и вернулся к своему кубку. Вошли слуги, сгибаясь под тяжестью зажаренного кабана и нескольких оленьих окороков, посыпанных красным стручковым перцем. Алан невольно вспомнил о Лаклинге, который всю свою жизнь ел жидкую кашицу, приправленную, если повезет, несколькими бобами или репой. Он, как и Алан, был незаконнорожденным. Он никогда не ел досыта, довольствуясь объедками, да и то если их успевал схватить, прежде чем они отправлялись свиньям.
— В этом нет ничего удивительного, Алан, — начал Лавастин, протягивая виночерпию опустевшую чашу. — Любой человек сразу запомнил бы тебя, ибо было предопределено, что ты займешь достойное место среди облеченных властью. Ты уже дважды доказал это в бою. — Граф говорил твердо и четко, чтобы все слышали. — Разве не так, капитан? — обратился он к одному из своих воинов.
Капитан
— Я сражаюсь за графов Лаваса с юношеского возраста, но ничего подобного еще не видел. Я восхищался им, когда он убил гивра в битве под Касселем, а сейчас надо было видеть, как он раздавал удары направо и налево, без страха и смущения, с такой силой и яростью, что, казалось, от него исходил свет, как будто его вел сам Бог. Эйка падали вокруг него. Я понял, что он рожден быть воином.
Остальные солдаты Лавастина, принимавшие участие в битве, выразили шумное одобрение. Алан вскочил:
— Это была рука Властительницы Битв, а не моя собственная. Это она убила Эйка.
— Сядь, — мягко сказал отец. Алан послушался. Воспользовавшись всеобщим замешательством, леди Альдегунда перевела разговор на менее щекотливые темы: урожай этого года, новый колесный плуг и предстоящий сбор налогов.
Внесли очередное блюдо: говядина и баранина с перцем, тмином и другими специями. Поэт, обученный в придворной часовне королей Салии, затянул гимн в честь императора Салии Тайлефера. Алан сосредоточился на еде.
И поставил я парус, пустился я в море — испытать себя штормами, испытать силу членов моих и крепость моей ладьи, побороться с бурей. Устремил я свой взор к маяку, что сияет нам морем. Этот свет нам несет имя Тайлефера. Глянь! Даже солнце не в силах затмить его славу. Любовью безмерной обнимает он землю и мудростью непревзойденной.
Поэт пел, превознося добродетели давно почившего императора, а Алан тем временем с удивлением наблюдал, как благородные лорды и леди поглощают огромное количество пищи. Конечно, ему, как и многим, приходилось испытывать чувство голода. Однако он никогда не страдал от недоедания. У тети Бел всегда находились припасы в случае неурожая. Но он встречал бедняков, которые никогда не наедались досыта. Он видел просящих милостыню детей, с тоненькими как спички руками и ногами, с бледными, исхудалыми лицами. В урожайные годы такие люди находили работу и как-то сводили концы с концами, но в голодное время даже зажиточный люд иной раз затягивал пояса потуже.
Солнце знает затмения, двенадцать часов еженощно оно отдыхает, император же Тайлефер, как звезды, сияет над нами без отдыха, без перерыва. Он ступает, всем путь расчищая, мы следовать можем за ним. Тяжкой цепью смиряет он несправедливость, гордыню ломает. Суровой рукою нечестивых он учит смиряться пред именем Бога.
Еще одно блюдо. Прозрачный бульон с тающим на языке белым хлебом, нарезанным тончайшими ломтиками.
Тайлефер — светоч милости и чести. Подвиги его славны во всех четырех четвертях суши. Император щедр, благоразумен, справедлив, благочестив и набожен, вежлив, любезен, собою прекрасен. Как он владеет оружием, сколь мудр в совете! Он сострадателен к бедным, к слабым сочувствие проявляет. Столь красноречивому оратору никто ранее не внимал, сладкоречивостью Марцию Туллию он превосходит — дарийскую древнюю жрицу. Знания тайные тропы он одолел, постиг все тайны природы, тайны Вселенной открыты ему Богом. Известны ему все секреты математики, судьбы звезд и пути их влияния на человека. Как кормчий не знает он равных.