Собачья радость (Приятных кошмаров)
Шрифт:
Маркиз проехал еще около километра и увидел возле шоссе небольшую деревеньку, выставившую на первый план, к самой дороге, как своего достойного представителя, непритязательное заведение с традиционной вывеской: «Двадцать четыре часа. Автозапчасти. Напитки. Горячие бутерброды».
Из напитков в заведении имелись «Кока-кола», «Спрайт», отечественный сильнодействующий лимонад «Колокольчик» и «Фанта», из живых людей – высоченный, как курс доллара, губастый парень лет двадцати пяти, скучавший в отделе автозапчастей; очень маленькая, особенно на его фоне, и довольно пухлая светловолосая девушка
– Зинка, ну я тебя прошу, всего десятку! – ныл мужик, навалившись на прилавок и глядя на равнодушную продавщицу умильными глазами немолодого грустного спаниеля. – Ну это самый последний раз! Зинка, ну я тебя как сестру прошу!
– Жучка тебе сестра! – походя отозвалась девица и повернулась к своему долговязому напарнику, продолжая прерванный просителем интересный разговор: – Так что, Анька вчера раньше всех ушла? Правда, что ли, Коляшечка? А с кем? Ну скажи, с кем?
– Лучше не спрашивай! – Длинный парень закатил глаза. – Все равно не скажу, хоть ты меня пытай!
– Ну и пожалуйста, – девица обиженно отвернулась, – не больно-то и интересно! Подумаешь!
– С Пузырем! – выпалил долговязый. Сообщение произвело настоящую сенсацию.
Голубоглазая Зинка уставилась на своего коллегу, еще больше выпучив круглые глаза, и изумленно выпалила:
– Врешь! Быть того не может!
– Больно мне интересно тебе врать, – долговязый презрительно оттопырил губу, – говорю же – с Пузырем!
– А как же Верка? – Девица окончательно проснулась, жизнь обрела для нее новый интерес.
– Зинка! – вклинился в разговор нетрезвый мужичок с глазами спаниеля. – Зинуля, ну всего-то десятку! Я тебе завтра отдам! Карбюратором клянусь, отдам!
– Отдал один такой! – лениво отмахнулась от него Зинка.
– А хочешь, я на тебе женюсь? – пустил мужичок в ход неожиданное предложение.
– Как это? – Зинка удивленно уставилась на него. – Ты ведь женатый! Ты ведь с Ксенией Петровной сколько лет живешь?
– Это не важно! Ксения – грубая женщина!
Маркиз понял, что аборигены живут чрезвычайно интересной и насыщенной жизнью и ни за что не обратят на него внимания, и сам сделал первый ход:
– Алло, девушка, у вас там написано над входом, что вы двадцать четыре часа в сутки кормите симпатичных проезжих горячими бутербродами! Это правда или пустые угрозы?
– Чего? – откликнулась Зинаида. – Сейчас, вы же видите – мы с человеком разговариваем.
И снова повернулась к своему нетрезвому собеседнику:
– Ну ты чего, правда, что ли, с Ксенией разводишься? Ну ладно, вот тебе десятка!
С этими словами она запустила руку к себе за декольте и выудила оттуда мятую купюру. Мужичок горящим взором следил за десяткой, а продавщица задумчиво мяла ее в руке – видимо, в ее душе юная доверчивость боролась со зрелой практичностью.
– А скажите, – предпринял Маркиз новую попытку привлечь к себе внимание тружеников прилавка и общепита, – тут в начале апреля на шоссе авария была, на повороте две машины столкнулись,
– Да на этом повороте все время бьются, – отозвался долговязый продавец, – было что-то и в апреле, менты потом заходили, грелись. Один мужик начисто сгорел, в угольки. Ну нам-то что, нам-то глазеть некогда, мы тут работаем!
Нетрезвый мужичок выхватил у зазевавшейся Зинаиды десятку, немедленно утратил к ней всяческий интерес и повернулся к Маркизу, в лице которого увидел новые обнадеживающие перспективы и шанс неожиданно обогатиться.
– Слышь, мужик, ты их не спрашивай, ты меня спрашивай! Я тебе все расскажу! Я тут завсегда в наличии, и ежели что – тут как тут!
Маркиз повернулся к неожиданному информатору. В лице небритого мужика была та характерная болезненная горячность, отдаленно напоминающая религиозный фанатизм, которая выдает в небритом русском человеке, вольготно раскинувшемся от Сахалина до Калининграда, а то и до самого Нью-Йорка, острое желание немедленно выпить. Леня хорошо знал это особое выражение лица и отлично понимал, что человек с таким лицом охотно выложит слушателю все что угодно, от собственных детских воспоминаний до планов секретного завода по производству стратегической карамели «подушечка плодово-ягодная», но в то же время доверять этой информации ни в коем случае нельзя, потому как память у такого человека не годится ни к черту, а фантазия, наоборот, доходит до двенадцати баллов по десятибалльной шкале.
– Слышь, мужик, – продолжал абориген наступление, – у тебя пятьдесят рублей, наверное, есть. Мне очень срочно нужно пятьдесят рублей. Жене, понимаешь, на лекарство.
– Ксении Петровне? – ехидно уточнил Маркиз. – Это которая очень грубая женщина?
Это было большой ошибкой. Мутные глаза небритого аборигена налились кровью, и он угрожающе придвинулся к Маркизу, дыша на него застарелым сельскохозяйственным перегаром.
– Ты, блин, откуда Ксению знаешь? Ты ваще кто такой? Я тебя первый раз в жизни вижу, а ты, блин, к моей Ксении подкатываешься? Ходют тут, понимаешь, городские…
Маркиз совершенно не опасался этой пьяной злобы и не хотел приближаться к аборигену только из чисто гигиенических соображений. Зная, как легко сознание у таких людей переключается на любой новый объект, он вытащил из кармана голубую пятидесятирублевую бумажку и, помахав ею перед носом своего оппонента, проговорил гнусавым голосом эстрадного гипнотизера:
– Пятьдесят рублей!
Абориген немедленно забыл все свои прежние обиды. Он следил печальными выразительными глазами спаниеля за вожделенной бумажкой и тихонько поскуливал, усиливая свое сходство с симпатичной собакой. Наконец, громко сглотнув, он простонал:
– Ребенку на лекарство… Как брата прошу… Продавщица Зина, негромко обсуждавшая со своим коллегой моральные качества некой Аньки, оторвалась на мгновение от этого увлекательного разговора и бросила Маркизу:
– Никаких детей у этого тухлого анчоуса нет! Вообще-то, конечно, это ваше дело!
– Не слушай ее, – горячо прошептал абориген, – она такая грубая! Давай, давай скорее деньги!
– Утром – стулья, вечером – деньги, – безжалостно заявил Маркиз, – сначала расскажи, что ты видел!