Собачья радость (Приятных кошмаров)
Шрифт:
– Это насчет чего ты интересуешься? – засуетился абориген. – Ты мне только это, намекни главное, я тебе живо все что надо вспомню. Насчет чего тебе вспомнить надо?
– Аварию видел на шоссе, около самого поворота? Месяц примерно назад? – задавая свой вопрос, Леня не был уверен, правильно ли он поступает: его собеседник сейчас готов был вспомнить что угодно, но достоверность его воспоминаний близка к нулю.
– А как же, видел, все как есть видел! – заторопился мужичок. – Аккурат возле самого поворота, где шоссейка кругалем
– Хорошо ты все разглядел? – недоверчиво поинтересовался Маркиз. – Светло было?
– Светло, светло, хорошо было видно! Прямо вот как тебя сейчас вижу, так и тогда!
– Как же светло, когда ночь уже была? Абориген почувствовал, что ляпнул что-то не то, и сильно засмущался:
– Ну, это, перепутал маленечко… Это, значится, я не про ту аварию вспомянул… Ты мне, это, намекни маленечко, что да как, я тебе живо все расскажу… Главное, пятьдесят рублей, это… мамаше старенькой на лекарство…
Вредная Зинаида снова отвлеклась от разговора и, поджав губы, проинформировала Маркиза:
– Он детдомовский, нету у него, хека консервированного, никакой мамаши! Хотя, конечно, деньги ваши, что хотите, то с ними и делайте.
– Не слушай ты Зинку, – абориген явно повторялся, – грубая она!
– А как же ты на ней только что жениться хотел? – ехидно поинтересовался Маркиз. Он понял, что совершенно зря приехал в эту придорожную деревеньку и никакой полезной информацией здесь не разживется.
– Я? На Зинке жениться? – изумленно проговорил абориген. – Да ты что, мужик! С дуба, что ли, рухнул? Я же женатый! Да Зинка, это такая инфузория – кого хошь живьем загрызет! Ну ты, мужик, это, пятьдесят рублей не забудь, как брата прошу! Мне сестренке родной на лекарство надо, младшенькой! Она мне все равно что дочка, я ее на руках вынянчил!
– И грудью выкормил, – вставила реплику грубая Зинаида, обидевшись на «инфузорию».
– Я же тебе сказал, – Маркиз демонстративно сложил купюру и спрятал в нагрудный карман, – утром – стулья, вечером – деньги. Если вспомнишь про ту аварию, что была здесь на повороте шоссе в начале апреля, получишь полтинник…
– Ну, эти городские, – проскрипел расстроенный абориген, – ну, козлы! Сами не знают, чего хотят! Все им не то, все им не это! Рассказал ему про аварию – недоволен, другую ему, видишь ли, подавай! Сам не знает, чего нужно! Как тот мужик, тоже городской, машину ловил, ловил, а как остановится – все ему не то, отпускает, пока того «жигуленка» не остановил… Доостанавливался! Не вертел бы носом, жив остался…
– Постой-постой, это ты про что говоришь? – оживился Леня. – Какой мужик машину ловил? Когда это было?
– Какой мужик? Вроде тебя, городской, – ответил недовольный абориген, – мордатый, в хорошей куртке… А когда было… Да аккурат Васька Морозов навоз на третье поле возил…
– Когда в ваших краях происходит это знаменательное событие? –
– Чего? – Зинка недовольно поморщилась. – А-а, когда нынче навоз вывозили… да вроде в самом начале апреля… снег ведь нынче рано сошел… в марте еще, а Васька Морозов, он перед тем в запое был с самого восьмого марта, так дня на три припозднился…
– В начале апреля, значит… – Маркиз снова повернулся к своему нетрезвому информатору: – И что же с этим твоим разборчивым мужиком случилось?
– С каким мужиком? Чего случилось?
– Ну с тем городским мужиком, в хорошей куртке, который машину ловил?
– А чего с ним случилось? – в полной прострации абориген уставился на Маркиза.
– Ну ты же сам сказал только что: «не вертел бы носом, так жив бы остался»! Значит, с ним что-то случилось? – И, чтобы стимулировать слабую память собеседника, Леня снова извлек на свет Божий новенькую голубую пятидесятирублевку.
При виде купюры печальные глаза аборигена заблестели, и он радостно сообщил:
– Так менты потом приехали, греться заходили, говорили, что авария случилась на повороте, красный «жигуль» с «уазиком» столкнулся… «Жигуль» дочиста сгорел, просто как свечка… Значит, мужик тот, городской, помер – он ведь как раз в эту «восьмерку» и сел…
– Он подсел в красную «восьмерку»? – взволнованно переспросил Маркиз. – Ты ничего не путаешь?
– А чего мне путать-то? С какой радости? Я с ним разговаривал, вот как с тобой сейчас, предлагал ему попутку поймать… Только он грубый такой, послал меня… в голубую даль, а сам – одну машину остановил, не сел, другую – тоже не сел… пока та «восьмерка» не подъехала. Все выбирал… Какого рожна ему было нужно! Ну вот и довыбирался…
– Выходит, в той красной «восьмерке» в момент аварии было два человека, а не один? – уточнил Леня.
– Ну выходит, – подтвердил абориген, – а радости-то?
– А милиция тебя ни о чем не спрашивала?
– А на фига им нужно меня спрашивать? – искренне удивился абориген.
Леня окинул взглядом его неказистую фигуру, не вызывающую у официальных лиц доверия и сочувствия, и подумал, что милиционеров в данном случае можно понять.
– А сам ты, конечно, ничего им не говорил? – уточнил Леня на всякий случай.
Мужик ответил ему таким выразительным взглядом, что Маркиз сам понял неуместность своего вопроса.
– А что же ты мне сразу-то про эту аварию не рассказал? – поинтересовался Леня, протягивая информатору вожделенную голубую бумажку.
– Так я эту аварию сам-то не видал, что же я тебе про нее могу набрехать, – честно ответил мужичок, и тут он увидел пятидесятирублевку, с которой в глубине своей несчастной души уже распрощался. Глаза его радостно заблестели, он выхватил купюру у Маркиза и мгновенно исчез из поля его зрения.