Собака и Волк
Шрифт:
— Хорошо. Завтра с утра отправимся. Я так понимаю, вы проводите меня назад… Никакого колдовства: вы взяли запасную лошадь. Теперь отдыхайте. А сейчас я приготовлю ужин.
Она сняла с балки ободранного зайца, ловко разрубила его на куски, натерла жиром и солью и обжарила на вертеле. Интересно, — думал он, — поймала ли она его в обычную ловушку или прямо на свой нож заманила. Потом она положила ему на блюдо вареное яйцо, черемшу, коренья и галеты, наполнила кружку элем. Как странно, что принцесса обслуживает тебя, словно какая-то простолюдинка. От дымного воздуха голова стала слегка
— Твой потник еще не совсем просох, — сказала она. — Я тебе одолжу что-нибудь. Подожди здесь.
Она вышла. Когда вернулась, он тоже пошел на улицу и помочился в темноте под дождем. Войдя в дом, увидел, что она, обнаженная, стоит возле узкой кровати. Свет от очага падал на ее маленькую грудь и стройные округлые бедра.
Его словно ошпарило.
— Госпожа, — шагнул он к ней.
Она подняла руку.
— Будем спать, — слова прозвучали красноречивее оголенного клинка. — Приблизишься — будешь плакать до конца дней.
Он в ужасе застыл.
— Простите. Вы т-так красивы, простите меня.
— Разденетесь — погасите лампы, — сказала она равнодушно. Кивнула на постель, разложенную на полу. — Спать будете сегодня крепко, Бэннон.
Он и в самом деле тут же уснул. Сны, наполненные музыкой, смутно вспоминались потом и тревожили до следующего новолуния.
То лето оказалось жестоко к Аудиарне. В городе свирепствовала египетская болезнь. Особенно косила она бедняков. Заболевшие слабели, у них поднималась температура, во рту и горле появлялись плотные пленки, становилось трудно глотать. Из носа шла кровь, пульс частил и слабел, шея распухала, лицо приобретало восковую бледность. Большинство умирало через несколько дней. Те же, кто оставался в живых, так и не обретали прежнего здоровья.
Иностранные суда держались поэтому подальше от их берегов. В результате город лишился доходных статей, и это когда средства нужны были как никогда. Вся надежда была на крестьян, но и они теперь неохотно приезжали в город. В конце лета их поразило новое несчастье.
Грациллоний услышал об этом от Апулея, к которому трибун Аудиарны обратился за помощью. Ситуацию обсудили в доме сенатора.
— Объявился огромный странный зверь, — сообщил Апулей, прочитав письмо. — Он задрал уже много скота, а в последнее время дважды нападал на людей. Когда люди не вернулись с поля домой, их пошли искать и обнаружили лишь разбросанные кости. Говорят, видели следы, похожие на рысьи. А в темноте кто-то заметил зверя, по виду из породы кошачьих, но только огромных размеров. Люди думают, что это — порожденье ада, явившееся наказать их за грехи. Крестьяне боятся идти в поле. А если начнутся дожди, все останутся без урожая.
— Гм… Кто же это, медведь? — начал размышлять Грациллоний. — Нет, следы у него не такие. Да и не слышал я, чтобы медведи так себя вели. И мужчины сейчас, наверное, все болеют. На охоту пойти не в состоянии?
— Нет, к тому же еще и напуганы. Молятся. Священники служат молебны, только все без толку. Жители Аудиарны просят у епископа Корентина духовной поддержки и надеются, что у нас найдутся люди, которые помогут им уничтожить зверя.
Грациллоний кивнул:
— Они, наверное,
Апулей внимательно посмотрел на друга:
— Я тебя понимаю. Ты обижен на Аудиарну: в прошлом году они не пустили к себе беженцев Иса. Но из милосердия…
Грациллоний рассмеялся:
— О, да ты не бойся. Я только свистну, и охотники Руфиния мигом примчатся. А поведу их я сам.
— Что? Да ты, наверное, шутишь. Ведь там и вправду может оказаться демон. В любом случае, жизнь твоя представляет общественную ценность. Рисковать ею нельзя.
Грациллоний употребил крепкое солдатское слово.
— Все это время я занимаюсь либо разбором дрязг, либо поиском дефицита, либо инструкциями, либо… Барахтаюсь в болоте. Клянусь Геркулесом, это хоть какой-то шанс оказаться полезным! Сейчас же отправлюсь, вот только людей соберу.
Его внимание привлекло тихое восклицание. Оказывается, слова его услышала вошедшая в комнату Верания.
— Нет, пожалуйста, — умоляюще сказала она. — Только не вы!
— А почему же не я, детка? — с улыбкой спросил Грациллоний.
— Я уже попытался объяснить ему, почему, — вздохнул Апулей. — Ну что же, вижу, ты хочешь пригласить нас на обед?
Она кивнула. Губа ее дрожала. Грациллонию хотелось погладить ее по голове или даже прижать к себе, утешить. Правила приличия, однако, не позволили ему этого сделать.
— Я не могу посылать людей на опасное дело, если сам не принимаю в этом участия, — сказал он ей. — С войной это, во всяком случае, не сравнить. Это всего лишь охота, Верания.
— Адонис т-тоже ходил на охоту, — заикаясь, выговорила она и выбежала из комнаты.
Волей-неволей в триклиний ей прийти пришлось. [13] За столом она сидела рядом с Ровиндой и Саломоном. Грациллонию по-прежнему хотелось ее утешить, хотя слезы она смахнула. Приятно все-таки, когда о тебе беспокоится хорошенькая девушка. Самое лучшее, что пришло ему в голову, — это обратиться к ее брату:
— Ты тоже слышал? Я собираюсь охотиться на зверя, что недавно появился в Аудиарне. Хочешь, принесу тебе его хвост?
13
Триклиний — столовая в древнеримском доме.
Взгляд, обращенный на него, был полон обожания.
Дьявол был неуловим. Грациллоний с Руфинием и десятью охотниками искали его три дня. Им встречались лишь следы, да и то давно остывшие, собакам не взять.
Каждое утро выходили группами, по три человека каждая. Вечером возвращались в лагерь. Грациллоний установил палатки вверх по течению от Аудиарны, подальше от города и от источника заразы. На покинутых полях каркали вороны, без помех собиравшие урожай. На севере темнел лес. Там, скорее всего, и устроил себе логово зверь. Целыми днями мужчины бродили по чащобе. Грациллоний тем не менее решил остановиться на открытом месте. Часовые видели, как идут дела. Да и зверь мог сюда пожаловать, захоти он опять человечинки.