Собака, которая спасла мир
Шрифт:
Она рявкает:
– Переезжаю? Ха! Мне что, правда сказать прямо, ребёнок? Я умираю. Неизлечимая болезнь сердца, с которой не в силах бороться лучшие доктора в стране. И прежде чем я откинусь, я должна знать, что не зря прожила жизнь, понятно?
Рамзи лишь мямлит:
– Ох, – и опускает взгляд на свои поношенные ботинки.
– Ага. Самое настоящее «ох». Вы ещё ничего толком не видели!
Вот опять эта фраза. «Вы ещё ничего толком не видели». Что такое грандиозное и важное она готовит?
– Скажу вам, ребятишки, это будет нечто
Думаю, она хочет, чтобы мы восхитились, сказали «Ого!» или даже поблагодарили её, так что я так и делаю.
– Ого, – говорю я, но, кажется, не особо убедительно. Повисает несколько неловкая тишина, так что я задаю единственный вопрос, интересовавший меня всё это время.
– Почему мы?
Она улыбается своей волчьей улыбкой.
– Хотите знать? Хотите знать всю правду?
На такой вопрос есть лишь один ответ, хоть его последствия могут и не прийтись вам по душе. Я пожимаю плечом и говорю:
– Ну да.
Она отворачивается к клавиатуре и нажимает на клавиши, пока на мониторе не появляется несколько фотографий. Это спутниковые снимки улицы – Марин-Драйв, – ведущей в нашу школу. Ещё несколько щелчков – и мы видим фотки нас с Рамзи, снятые издали, но довольно чёткие. Фотографии сменяют друг друга: Рамзи в своём толстом великоватом пальто зимой, мы вдвоём катаемся на великах из бесплатного проката, я в красно-бело-синем костюме на школьном дне флагов мира… И так далее.
Первым с ноткой возмущения в голосе заговаривает Рамзи.
– Вы… вы за нами шпионили?
Должна сказать, это как-то нездорово.
– Ай, расслабься, ребёнок! Смотрите: что необычного на этих снимках?
Мы вглядываемся в них, но я ничего не замечаю (кроме, ясное дело, того, как это странно – когда тебя снимают без твоего ведома). В конце концов доктор Преториус говорит:
– Смотрите, народ – только вы двое сами по себе! Все остальные ребятишки с родителями, или с няньками, или ещё с кем. А вот этих двоих не подвозят домой на машине или такси.
Это, конечно, правда. Мы с Рамзи чуть ли не единственные, кто ходит домой самостоятельно.
– Это о многом мне сказало. А когда вы начали расспрашивать моего строителя? Я подумала: «Хм-м – любопытные ребятишки». Видите ли – детей нынче чертовски опекают. Они не играют на улице, их везде водят за ручку – но не вас двоих. Я видела вас на пляже с собаками этими, и как вы шли домой сами по себе. И, что ж… оказалось, вы именно те, кто мне и нужен. К тому же – вы не носите очков. Мультисенсорная виртуальная реальность требует практически идеального зрения.
– Значит… в тот день на пляже, когда мы встретились?.. – с подозрением спрашивает Рамзи.
– Всё вроде как подстроено. Ну, не считая моей купальной шапочки, которую сожрала ваша псина. Тут мне немного подфартило.
– А ваши часы? – уточняю я.
– Уже были поцарапаны.
– Запястье?
Она опускает глаза и выглядит слегка смущённой.
– Простите. – Она поднимает
– Близко к чему? – спрашиваю я, не в силах скрыть нетерпение в голосе. Доктор Преториус прищуривается.
– Увидите. Доверьтесь мне, детки. Увидите. Время Большого Эксперимента почти пришло.
– Сегодня? – спрашивает Рамзи, всё ещё возбуждённый после того, как сбил вертолёт с жуткими враждебно настроенными инопланетянами.
Доктор Преториус не отвечает прямо. Она просто говорит:
– Дайте мне неделю, ребятишки. Одну неделю. Вы побываете там, где никто раньше не бывал. – Она отпирает дверь, ведущую в галерею Испанского Города и чайных. Я быстренько ищу взглядом маму Сасс Хеннесси и с облегчением осознаю, что её здесь нет. Я уверена, она видела меня уже несколько раз – и хоть она ничего не сказала, я всё ещё беспокоюсь, что она может это сделать.
Хотя, как выяснится, есть и более серьёзные поводы для беспокойства.
Потому что именно на этой неделе всё пойдёт наперекосяк.
Именно на этой неделе все узнают об эпидемии.
Глава 10
Однако для начала я должна рассказать про Сент-Вуф.
Старая приходская церковь Святого Вулфрана и Всех Святых – всем известная под названием Сент-Вуф – это церквушка неподалёку от набережной, причём ветхая, с низенькой широкой колокольней. Вот только теперь это не церковь – по крайней мере, не такая, где есть прихожане, и хор, и свадьбы, и всякое такое. Теперь это просто здание в форме церкви. У него тяжёлые деревянные двери и вместе с мощными стенами из песчаника они неплохо справляются с тем, чтобы заглушить издаваемый двадцатью пятью собаками шум.
А ещё это моё самое любимое на свете место.
В первый раз я привела Рамзи в Сент-Вуф в начале последней четверти. Я хотела, чтобы он понял, о чём я всё время рассказываю (или, как он выражается, «бубню, утомляя всех до смерти» – спасибочки, Рамз).
Первое, что замечает только что прибывший в Сент-Вуф, – это шум: вой, лай, тявканье и сопение. Я люблю этот шум почти так же, как люблю второе, что тут замечаешь: запах. Я была в ужасе, увидев, что Рамзи прижал ладонь к носу.
– Вод эдо да, – прогнусавил он. – Ну и водь!
– Ты привыкнешь. – Сама я, честно говоря, уже почти не замечаю этого. Собаки и впрямь немного пахнут, но обычно это приятный запах: тёплый такой и древесный. И – забавно – лапы у них пахнут попкорном. Честное слово!
(Знаю, что собачье дыхание пованивает рыбой, и всецело подтверждаю, что их какашки пахнут просто отвратительно, но – простите за откровенность – а чьи нет?)
В общем, когда я заявилась сюда с Рамзи, было субботнее утро, как раз перед еженедельной уборкой, а именно в это время в Сент-Вуфе пахнет сильнее всего.