Собиратель автографов
Шрифт:
— Шеф, — по-свойски обратился Алекс к таксисту, снимая сумки с тележки, — нам в Манхэттен, «Последний поворот на Бруклин», «В порту», «Злые улицы», «Чудеса на 34-й стрит», «Вестсайдская история», «Увольнение в город», «Серпико», «Солнечные мальчики», «Выбор Софи»…
— «Все о Еве», — перебил его таксист, — «Кинг Конг», «Уолл-стрит», «Власть луны», «Продюсеры», «Номер в отеле, „Плаза“», «Приезжие», первоначальный и римейк, «Крестный отец», части первая и вторая, «Крамер против Крамера», бастер-бомбастер. До обеда будем перечислять, приятель? А счетчик тикает.
—
— Рехнулись, что ли? — выскакивая из вращающихся дверей, закричал Лавлир, в голове у которого, видно, было совсем другое кино. — Тут за углом лимузиныстоят!
— Ох, ну и жизнь, — с чувством выдохнул Лавлир, неуклюже изобразив на международном языке жестов «роскошь» (закинул руки за голову, а ноги вытянул вперед, положив одну на другую). — То есть вот это — жизнь!
Алекс восторгаться не спешил. Лимузин только снаружи выглядел невероятно длинным. А стоило в него залезть, оказался ничуть не просторнее и не уютнее обычного желтого такси. И такой же грязноватый, с сиденьями, по которым ерзало-переерзало великое множество искателей приключений. Но если бы только это! А сколько тут минетов сделано? Сколько шампанского выпито? Будто другого места не найти — обязательно надо со всеми своими делами в лимузин лезть…
Лавлир достал из сумки две пыльные бутылки мутноватого виски, которое разбавил теплой выдохшейся колой. Он поднял свой стакан и произнес дежурный тост за снег, за город, за его копов, за небоскребы на горизонте, за отпадные хот-доги и телок в высоких сапожках, которые пока еще не заснули вечным сном от передозировки… Лавлир был родом из Миннесоты.
Но они еще как бы и не прибыли в Америку. За окошком тянулись заснеженные сонные субботние предместья. По дороге из аэропорта Алекс то и дело зевал; ему хотелось остановить машину, постучать в одну из этих деревянных дверей, прошествовать как ни в чем не бывало мимо заспанного хозяина и его женушки и зависнуть у них до самого завтрака, когда даже их малышня проснется и начнет подавать голоса. Но в предместьях на шару ни к кому не впишешься. Надо знать адресок. Только в самом Нью-Йорке можно вываливаться из машины где ни попадя и глазеть на статуи и оперные театры. А тут без приглашения — ни-ни.
Между тем город неумолимо приближался. Лавлир взял Доува за затылок и повернул его голову в нужном направлении:
— О’кей, о’кей, о’кей, Доув — приготовься, сядь поближе к окошку, о’кей, готов? О’кей… смотри… вот!
Машина полетела по виражу, и город вырос перед ними, как из-под земли: зубчато-неровный в лунном свете, будто окаменевшая кардиограмма заходящегося в экстазе человека. Алекс испытал не меньшее потрясение — по правде говоря, ни в одном другом городе мира он побывать не мечтал. Ведь сколько ни развлекайся с подружкой на стороне, а надо когда-то и домой, к супружнице, возвращаться. И теперь Алекс повернулся к другому окошку, воззрясь на залив, унылый Бруклин (от голландского Breuckelen, т. е. бугристая земля) вдали и
Повернули с трассы к городу. К отелю «Ротендейл», доживающему свой век колоссу. На его старый кирпич положили новую краску и пристроили по бокам два крыла. Поблизости начала селиться публика побогаче, и «Ротендейл» старался держать марку. Наспех принарядившемуся, ему не хватало истинной респектабельности — словно поистаскавшегося старикана облачили в парадный костюм и притащили на чью-то свадьбу.
Все внутри было одного пошиба: медные и золотые обои, цветы без запаха, фальшивые мраморные фонтанчики, повторяющиеся монограммы на ковре и заученные улыбки, сразу окружившие Алекса со всех сторон.
— Джентльмены, — обратился к ним одетый с иголочки молодой человек, — вы прибыли на «Автографикану»?
Алекс вспомнил, как шел по вестибюлю. Что его выдало? Он угрюмо достал сумку с приготовленными для «Автографиканы» раритетами и стал в ней копаться. Лавлир выяснял у молодого человека, что интересного есть в отеле.
— Сейчас три часа ночи, — сказал Лавлир через несколько минут, шествуя по вестибюлю, — и я могу пойти и принять ванну-джакузи на крыше.А ваши лондонские отстойники? Разве там такое найдешь? Джакузи ждет меня прямо сейчас.
— Тогда чего не идешь?
— А?
— Чего не идешь-то?
Они вошли в лифт.
— Если хочешь, пойду с тобой, — по-дружески предложил Доув, когда мимо них проплыл шестой этаж. — А то сплю на ходу.
— Сейчас три часа ночи, Доув, — устало промолвил Лавлир, покачал головой и вышел на седьмом этаже.
— Приколись: тринадцатого этажа у них нет, — промолвил Доув, который в замкнутом пространстве обычно языка лишний раз не высовывал. — В американских лифтах — или как они их тут называют? Никогда не делают тринадцатого этажа.
Лишь раз в сто лет Доуву удавалось удивить Алекса, но на этот раз удача ему сопутствовала. В ряду светящихся кнопочек на стенке лифта тринадцатой не было.
— Такая современная, развитая страна — и суеверия, как в каменном веке. Шиза какая-то, — сонным голосом пробормотал Доув. — Как дети верят, что если выдернутый зуб положить под подушку, то наутро вместо него там появятся деньги. Или в воскресение из мертвых…
— Спокойной ночи, Доув, — снисходительно попрощался Алекс.
— Да-да. До завтра, Тандем.
Из гостиничного окна открывались впечатляющие картины, каких Алекс, простой Собиратель, и не чаял увидеть. Ночь уходила, занимался рассвет, открывая взору дневное волшебство: зеленоватое стекло фасадов и пронзающие небо шпили, спешащие по улицам юные актрисы и отъявленные головорезы — у всех свои заботы. Алекс решил сделать на пробу пару снимков и вытащил из сумки фотоаппарат. Пока он протирал объектив, взор его остановился на иллюстрированном журнальчике, обложку которого украшала фотография с видом из окна отеля. С легкой досадой Алекс задернул занавески и развернул карту.