Собиратель чемоданов
Шрифт:
— Слышишь, что я тебе говорю? Вызови лифт.
— Спасибо за заботу, но как-нибусь обойдусь. Мне пока лифт не нужен, я вниз не собираюсь. Видишь ли, я в свое время не удосужился научиться плавать, а теперь уже поздно.
— Идиот! Ты что, не видишь, что я застрял? — заорал Чемодаса, — Нажми сейчас же кнопку, и лифт поедет. Это проверено.
В ответ раздались гнусавые звуки гармошки.
— Прекрати-и-и!!! — завизжал Чемодаса.
Звуки прекратились.
— Ты об этом сильно пожалеешь, — сказал Чемодаса. — Немедленно вызови
— Извини, но ничем не могу тебе помочь, — ответил Упендра. — Сам подумай, зачем мне это делать, когда ты мне открыто угрожаешь? Когда ты успокоишься, придешь в себя, я, безусловно, тебе помогу.
«Что за идиот!» — подумал Чемодаса.
— Пойми, я не могу здесь сидеть до вечера. Ты видел, что творится внизу? А если ты меня выпустишь, я успею хоть немного прибрать до прихода Стаса. Зачем расстраивать человека?
— Об этом тебе не мешало подумать заранее. И между прочим, я тебя предупреждал, что лифты неисправны. А ты, кстати говоря, мне обещал, что мы ими пользоваться больше не будем. Вот я и решил не пользоваться. А еще ты мне обещал выделить комнату по моему выбору. Так вот, я выбрал эту. Буду жить здесь.
«Ну, подожди! Дай мне только до тебя добратья!» — подумал Чемодаса. Ему ужасно хотелось возложить всю вину за происшедшее на Упендру. Он сердцем чувствовал, что прав, только пока не знал, как это обосновать. И словно нарочно, чтобы помешать ему собраться с мыслями, Упендра опять заиграл свою заунывную мелодию.
— Перестань, по-хорошему тебя прошу! — взмолился Чемодаса.
— Не понимаю, что у тебя за проблемы? Пять минут назад ты сам умолял меня поиграть. А теперь возражаешь. В конце концов, у тебя есть беруши. Если не хочешь слушать, засунь их себе куда следует, и успокойся, — ответил Упендра.
— В том-то и дело, что не могу! Они у меня выпали во время взрыва.
— А, то-то ты такой нервный, — догадался Упендра. — Между прочим, и у меня сейчас нервы на пределе. А музыка мне в таких случаях помогает.
После этих слов он исполнил самое чувствительное место своей мелодии. У Чемодасы даже слезы брызнули из глаз.
— Да как тебе только не стыдно! — сказал он. — Да неужели ты не понимаешь, что если бы не твой дурацкий самовар, ничего бы этого не случилось!
— Позволю себе напомнить, — официальным тоном ответил Упендра, — что этот самовар — подарок моего друга, и попрошу его в моем присутствии не оскорблять.
— Ну так что? Если на то пошло, мои беруши — тоже его подарок.
— Тогда мы квиты, — сказал Упендра и взял такую душераздирающую ноту, что у Чемодасы мурашки по спине пробежали. В полном отчаянии от стал беспорядочно тыкать во все кнопки. Вдруг кабина дернулась и поехала вверх. Чемодаса возликовал: «Ну, сейчас я тебе, покажу!»
— Ничего, потерпишь, — услышал он голос Упендры. — Уже недолго осталось.
В это время кабина доехала до верхнего этажа, и двери открылись.
24. —
— С удовольствием, — сказал Упендра. — Очень скоро ты будешь обо мне только вспоминать.
Он стоял, скрестив ноги, невозмутимый и чужой, как будто прибыл только что, издалека и ненадолго. Нездешняя улыбка блуждала на его губах, и уже отвязанная с одной стороны гармошка болталась как что-то привходящее. Чемодаса уже однажды видел его таким. Поэтому он сразу понял значение этих примет.
— Уходить надумал? — спросил он.
— А ты предлагаешь мне всю оставшуюся жизнь провести в этой башне? Как Робинзон Крузо на необитаемом острове?
— Тоже мне, Робинзон Крузо! — Чемодаса даже возмутился. Как-никак, Робинзон Крузо был его любимым героем. — Ты хоть знаешь, кто такой Робинзон Крузо?
— Конечно, знаю. Это был известный путешественник, мореплаватель. Как-то раз, по случайному стечению обстоятельств, он оказался в отрыве от родины, лишился человеческого общества, был вынужден общаться с животными и дикарями, много из-за этого перестрадал. Я его глубоко понимаю. Но потом, тоже совершенно случайно, он снова попал на родину и написал книгу.
— При чем здесь книга? Ты все толкуешь шиворот-навыворот. Книгу он сочинил уже потом, от нечего делать. А на острове ему было не до сочинений, он там трудился не покладая рук. А руки у него, между прочим, были золотые. И впридачу светлая голова. Сам, в одиночку обустроил целый остров! Такого там понастроил! А ты, можно сказать, пришел на готовое. Так что не сравнивай себя с Робинзоном.
— Вот, и ты меня попрекаешь.
— Да не попрекаю я тебя! Я же тебе сам предложил: выбирай любую комнату и живи в свое удовольствие. Хочешь — сочиняй свою книгу, а хочешь — смотри в окно, любуйся видами.
— Да уж, есть чем полюбоваться.
Чемодаса начал терять терпение.
— Ну, не знаю, чем тебе еще угодить! Не нравятся виды — можешь спуститься, погулять по территории. Видишь, внизу все сухо. Благо, стену я сделал надежную, как будто предвидел, внутрь ни капли не просочилось. Чем плохо? Все обустроено, живи — не хочу.
— В том-то и дело, что не хочу.
Чемодаса почесал в затылке.
— Ну, что ж, — сказал он наконец, — как говорится, вольному — воля. Решил так решил, отговаривать не буду.
Упендра молчал.
25. — Только куда ж ты пойдешь? — снова заговорил Чемодаса. — Думаешь, в Чемоданах тебя ждут-не дождутся?
— Отчего же не дождутся? — сказал Упендра. — Вполне возможно, что со временем выйдет амнистия, или законы изменятся. Возможно, даже уже изменились.
«Да, как бы не так!» — подумал Чемодаса.
— Да мало ли что может случиться, — продолжал Упендра. — Всего не предугадаешь.
— Постой! Что-то я тебя на пойму. Уж не задумал ли ты и вправду вернуться?