Собирай меня по осколкам
Шрифт:
Тимур скинул вызов, положил телефон на тумбу и продолжил рассматривать экран. А мне вдруг стало интересно, что значит «переживать столько лет». Неужели с его мамой что-то произошло? Нет, не буду думать. Вот лекция важней.
Однако спустя два часа я поняла - не могу не думать. Ирина Александровна, потрясающая: добрая и открытая. И если уж совсем честно, мне бы хотелось еще хоть разок с ней встретиться. Спросить об ее делах, и вообще.
Спать я ложилась тоже с мыслями о маме Тимура. Он продолжал сидеть за компом, не замечать меня и делать вид, будто один в этой
– Тимур, - позвала едва слышно. Авдеев, правда, моментально оглянулся. Затем почему-то поднялся и щелкнул свет. И этот простой вроде бы жест, отозвался теплотой у меня в сердце. Забота ведь проявляется в мелочах. Иногда ты видишь эти мелочи даже там, где их нет.
– Тим, я… - темную комнату освещал лишь свет из монитора. – Твоя мама, как она?
– Уже лучше, - сухо ответил он. Повернулся, и замер на мне. А я на нем. Как три года назад. Словно мы сидим на той крыше. Словно ветер задувает под одежду, а Тимур откидывает пошлые шуточки.
– С ней что-то…
– В аварию попала, кома… чудом выкарабкалась.
– Как… - с хрипом вырвалось у меня.
– Ну а как это бывает, Маш? Аварии – штука такая… непредсказуемая.
– А когда… ну… когда это произошло? – тихо произнесла. Дышать почему-то получалось тяжело.
– Не самый удачный вопрос.
– И все же? – зачем-то настаивала я. Казалось, за этим ответом скрывается что-то важное.
– Через десять минут после того, как я увидел вашу с Арсом фотку.
Я ничего не ответила. Щеки, правда, загорелись, словно их опылили огнем. Сделалось не по себе. Внутри чем-то острым прошлось, задевая бьющийся орган. Я прикусила губу и подтянула ноги к себе, пряча нос под одеялом.
– Чего молчишь? – спросил он, не сводя с меня глаз. В темноте они переливались грустным огоньком, и от этого чувство вины нарастало новым слоем.
– Я… мне жаль, - полушепотом ответила, отводя взгляд в сторону.
Не смотри так на меня, иначе начну думать, что совершила самую большую ошибку в своей жизни.
– Ты ни в чем не виновата. Это отец.
– Он был за рулем? – осторожно спросила, и в этот раз снова глянула на Тима. Он продолжал сидеть на полу, скрестив ноги, в позе по-турецки.
– Нет, но они ругались накануне. Может, им надо было просто поговорить, но они долгие годы продолжали упорно молчать. Взрослые, а ведут себя хуже детей.
Тимур задумчиво вздохнул, а мне вдруг захотелось его обнять. Словно ему было одиноко, словно все его бросили. Глупое чувство. Странное. И непреодолимое.
– Эта фотография, - сорвалось неосознанно у меня. – Она не…
– Я знаю, - оборвал Тим, едва слышным категоричным заявлением. Улыбнулся, но в этой улыбке не было радости. Сплошная тоска. Так бывает, когда смотришь на пасмурное небо, на котором давно не было просвета.
– Что знаешь?
– Эй, ненормальная, спи. Устал я от твоих вопросов.
– Тимур…
– Что? – сердце у меня сжалось от того насколько мягко и нежно он произнес
Он так близко и так далеко одновременно. Сейчас, когда мы находимся на таком маленьком расстоянии, когда можем смотреть друг на друга, я ощущаю еще сильней, как сильно мне не хватает этот высокомерного дурака.
– Спокойно ночи, - буркнула отверчиваясь. По щеке скатилась слеза, но я с головой залезла под одеяло.
Тимур никогда больше не увидит моих слез. Хотя самые горькие слезы отдаются только ему. Почему-то…
23.2
Утром в универ мы поехали вместе. Вообще это было забавно, но немного грустно. Допустим, во время завтрака. Я поставила тарелку с яичницей на стол, а Тим в итоге выковыривал оттуда лук. Потому что он плохо прожарился. В отместку Авдеев сделал мне чай с молоком, хотя сказал, что будет заливать в кружки кофе. Нет, себе-то он соорудил черный напиток, а мне ерунду какую-то.
– В Казахстане все пьют чай с молоком, - усмехнулся Тимур.
– А чего тогда себе не сделал? Раз это полезно и вкусно.
– Я что дурак? И вообще, вот ты лук, когда жаришь, неужели не видишь, что он еще белый. Его надо до черного прожаривать.
– Он будет горелым и не полезным, дурачина! – крикнула я, сидя напротив за столом.
– Зато съедобным и вкусным, - заявил этот умник.
– Ты должен спасибо сказать, что я вообще удостоила тебя чести есть мою стряпню!
– Нет, не так. Это ты должна спасибо сказать, что я удостоил тебя чести готовить для меня, - с гордостью заявил Авдеев. Я схватила вилку и замахнулась, а он даже глазом не повел. Откуда столько самомнения.
До универа мы тоже ехали в полном аншлаге. Хотя мне уже кажется, что по-другому как-то у Тима не получается. Все красные сигналы – не для нас. Машину подрезать – запросто. Я держалась за ручку до самой парковки. Однако он и там умудрился крутануть так, что меня повело вперед, и даже слетела шапка с головы.
– Ответь мне только на один вопрос, - буркнула, надевая обратно шапку и поправляя волосы.
– Ну, если только на один, - самодовольно сказал Авдеев, заглушая мотор.
– Ты покрасоваться решил?
– У, детка, да ты раскусила мой коварный замысел, - откровенно усмехнулся Тим.
– Клоун! – фыркнула я, выскакивая из его дорого кожаного салона. Хотя раньше мне здесь очень нравилось. И целовались мы тоже раньше в этой белой ласточке.
До корпуса шли на расстоянии. Наверное, поубивали бы друг друга иначе. Однако сам факт, что Тимур был позади, заставлял испытывать нечто такое, от чего хотелось улыбнуться. Вот же глупость. Когда я перестану быть такой глупой?!
Уже в холле все же оглянулась. Тим не заметил, потому что сдавал куртку в гардероб, а я сдавать планировала в главном корпусе. Девчонки поглядывали на него, многие шептались с нескрываемым интересом. А потом к Авдееву подлетела Инга. В короткой кожаной юбке, в кофточке, которая едва прикрывала грудь. Такая вся воздушная, красивая, яркая. Крутилась рядом, дарила улыбки, что-то говорила.