Соблазн быть счастливым
Шрифт:
С того вечера прошло восемь лет.
Время, которое понадобилось Марино, чтобы примириться со своей болью.
– Я поднялся к тебе, чтобы сообщить… – в какой-то момент со вздохом произносит Марино.
– Постой, сначала я, – прерываю я его.
Он смотрит на меня с любопытством. Щеки его раскраснелись, и он тяжело дышит.
– Эта девушка ждет ребенка. Я хотел, чтобы ты знал это прежде, чем ты что-нибудь скажешь…
Марино на секунду застывает, так и не донеся до рта бокал с вином, и затем ставит его обратно стол.
– Она хочет его
– Говорит, что да.
– Я был прав: нам не нужно было вмешиваться. Я уже стар и устал слушать о чужих проблемах.
– А что мне нужно было делать? Я просто помогаю бедной женщине.
– Ты во всем этом уже по уши увяз. Одно дело – письмо и совсем другое – оставлять ее у себя ночевать.
Наш недавний хохот теперь кажется мне далеким воспоминанием.
– А если бы он об этом узнал? – продолжает он.
Ну да, трудно представить, чтобы наш добрый Марино не начал трястись в самый ответственный момент.
– Не волнуйся, я уже заставил его слегка поджать хвост.
– Ты сумасшедший, ты это знаешь? Ты всего-навсего бедный старик, и рано или поздно тебе придется с этим смириться и принять это как данность.
– Нет, я решил, что ничегошеньки я принимать не буду. Если старости захочется меня одолеть, ей придется потрудиться, да так, что с нее семь потов сойдет!
Марино ошеломленно смотрит на меня, в то время как я наливаю ему уже который по счету бокал вина.
– Ну так что? Что ты должен был мне сообщить?
Поставив бокал на стол, он со значением смотрит на меня, а потом торжествующим тоном заявляет:
– Я принес тебе письмо, нам с Орацио удалось его распечатать!
То, что для всех в мире является самым обычным действием, для нас превращается во взятие неприступной вершины. Честно говоря, новым технологиям в своем развитии следовало бы проявлять больше уважения к пожилым людям. Я беру конверт и кручу его в руках. Со мной часто бывает, что мощный порыв первоначального энтузиазма потихоньку слабеет, пока не становится похож на легкий весенний ветерок. Я вновь берусь за бутылку и разливаю нам по капле остававшегося на донышке вина. Марино не сопротивляется, теперь он на моей стороне.
– За спасение Эммы, – произносит он, затем поднимает бокал и протягивает его к моему.
Он так счастлив, что может оказать помощь этой девушке, попавшей в трудное положение, что я просто не в состоянии открыть ему правду – что письмо, написанное им ценой таких усилий, окажется в мусорном ведре уже через секунду после того, как за ним закроется дверь.
– За спасение… – повторяю я.
Мы чокаемся, а потом я провожаю его к двери. Может быть, стоило бы проводить его до квартиры – мне кажется, он хорошо захмелел. Но я и сам такой же, и я тоже старик. Вот только в отличие от Марино я делаю все, чтобы об этом забыть.
Я выкидываю письмо в мусорное ведро и возвращаюсь в гостиную. До тех пор, пока ты не испытаешь боль на собственной шкуре, ты не можешь ее понять. Но при этом сколько же людей бездумно разбрасываются словами «я тебя понимаю». «Да
У меня кружится голова. Я растягиваюсь на диване и укутываю ноги пледом. Потом прикрываю глаза, не обращая внимания на запах плесени, идущий от шерсти. В этом доме все, даже вещи, пахнет старостью. Нужно просто к этому привыкнуть.
По собственному разумению
Только я успел задремать, как снова раздается звонок в дверь. Нет мне больше покоя, и я сам сделал все, чтобы этого добиться: теперь стоит мне только пристроить мою усталую задницу на диван, как тут же кто-то должен припереться по мою душу. На этот раз это и вправду Элеонора. Вцепившись в свою палку, она смотрит на меня снизу вверх и начинает:
– Там ко мне сейчас поднимается агент по недвижимости. Ты мне тогда сказал, что я могу тебя позвать…
Я провожу рукой по лицу и иду накинуть на плечи куртку. Когда я возвращаюсь на лестничную площадку, то человек, занимающийся продажей недвижимости, уже стоит в прихожей квартиры Витальяно в сопровождении молодой парочки, озирающейся вокруг с растерянным видом. Я стою у них за спиной, пытаясь по возможности вдыхать воздух ртом, пока агент не замечает моего присутствия и резко не оборачивается.
– Это мой друг, – говорит кошатница.
Агент протягивает мне руку, я отвечаю ему рукопожатием, вместе с тем разглядывая его и его клиентов, из приличия мне улыбающихся. Мне бы очень хотелось уточнить, что Элеонора мне и в самом деле всего лишь подруга и что я никакого отношения не имею к страшной вони, которая царит здесь повсюду, но у меня есть дела поважнее: пока парочка бродит по комнатам в компании Элеоноры, я беру этого типа под руку и заявляю:
– Мне нужно с вами поговорить.
Он внимательно смотрит на меня:
– Я вас слушаю.
– Как идут дела с показами квартиры? Короче, есть кто-нибудь, кто действительно ею заинтересовался?
– На данный момент пока еще нет, но здесь хороший квартал, респектабельный дом, так что кто-нибудь, кто захочет купить квартиру, обязательно появится, нужно только подождать. Конечно, если бы синьора позволила бы нам увидеть квартиру в более подобающих условиях, то все было бы проще, – заключает он шутливым тоном.
Я же вовсе не намерен шутить.
– Да, вот как раз этот момент я и хотел с вами прояснить. Я – человек терпеливый и понимающий, и я понимаю, что всем нам нужно работать, но если вы еще хоть раз удосужитесь давать советы синьоре, что ей нужно делать в ее собственной квартире, то я вышвырну вас за дверь – вас и ваших милых клиентов.
Фальшивая улыбка моментально слетает с его лица.
– Я говорил это для ее же блага. Чтобы упростить продажу. Я просто выполняю свою работу.
– Прекрасно, выполняйте свою работу и не суйтесь с вашими предложениями, если вас не просят.