Соблазн и страсть
Шрифт:
Рис встряхнулся, как бы очнувшись после минутной задумчивости.
– А ты знаешь, как попала к викарию Фэрли? – спросил Рис.
– Однажды ночью меня привезли в его семью. Это произошло незадолго до того, как он перебрался в Тинбюри. Это все, что я помню. Но он сказал, что, скорее всего моя мать умерла. А я почему-то в этом сомневалась.
– А когда это случилось?
– В 1803 году. Это я, конечно же, знаю.
Рис молча кивнул и налил вина себе в бокал. Сделав несколько глотков, он обвел взглядом комнату, потом спросил:
– А что ты помнишь о тех днях?
– Почти
Рис посмотрел на нее с таким выражением, как будто впервые увидел. «Что с ним? – думала Сабрина. – Почему он так смотрит на меня? Ах, наверное, мои слова пробудили у него воспоминания о матери и сестре, которые тоже умерли…».
Решив сменить тему, Сабрина проговорила: – Знаешь, Рис, я заметила, что в Ла-Монтань нет ни одной картины кисти мистера Уиндема? Почему?
Он молчал – словно не слышал вопрос. Потом взглянул на нее с удивлением и пробормотал:
– Неужели не видела? А… конечно. Разумеется, не видела, – добавил он с усмешкой.
– Но говорят, ты приобрел несколько его полотен, – продолжала Сабрина. – Мистер Уиндем не считает себя хорошим художником, но не теряет надежды им стать, потому что ты все время говоришь, что веришь в его талант.
– Видишь ли, Уиндем – мой добрый друг, – ответил Рис, прожевав кусочек мяса.
Внимательно посмотрев на него, Сабрина спросила:
– Выходит, что ты… ты просто помогаешь ему? Приобретаешь картины Уиндема только потому, что хочешь им помочь?
Рис с вздохом кивнул.
– Ты права, дорогая. Только, пожалуйста, никому не рассказывай об этом, – добавил он, почему-то смутившись.
Сабрина просияла.
– Конечно, не скажу, Рис.
После обеда Рис покинул ее – судя по всему, удалился в свой кабинет.
Сабрина же направилась в библиотеку. Но читать ей не хотелось, и она опять взялась за спицы – ведь она еще не успела связать длинный синий шарф, который собиралась подарить мужу. «А Рис, если захочет найти меня, без труда найдет», – сказала она себе.
Увы, муж так и не зашел в библиотеку.
Вернувшись поздно вечером к себе в спальню, Сабрина стала готовиться ко сну. Раздевшись, она начала расчесывать волосы. Вспомнив их с Рисом брачную ночь, погрузилась в мечтания. Втайне она надеялась, что муж все-таки придет к ней. Придет – и опять расчешет ей волосы, а потом все будет так же, как в прошлый раз…
Но время шло, а Рис все не приходил, и Сабрине стало ужасно одиноко и грустно. «Неужели он действительно не придет? – спрашивала она себя. – Неужели уедет завтра утром?»
Сабрина холодела при одной лишь мысли о том, что снова останется одна в этом огромном и чужом для нее доме. Она знала, что будет ужасно тосковать по Рису, но все еще боялась признаться самой себе в том, что любит его.
Наконец волосы были тщательнейшим образом расчесаны, и ей оставалось лишь надеть новую сорочку и лечь в постель. Но и лежа в постели, она все еще надеялась, что муж к ней придет. Минута проходила
– Нет, он не придет, – с вздохом прошептала Сабрина. – Наверное, он считает, что уже выполнил свой супружеский долг.
Она долго ворочалась в постели, пытаясь уснуть. «Такое ощущение… как будто легла спать голодной», – промелькнуло у нее. И она действительно была голодна, но ее голод мог утолить только Рис. Увы, она познала, что такое настоящее счастье, поэтому теперь страдала и мучилась.
Но, в конце концов, она все же заснула.
Он не пошел к Сабрине, однако не знал, почему этого не сделал. Он чувствовал: что-то его удерживает. Но что именно его удерживает? Рис не мог ответить на этот вопрос, хотя и задавал его себе раз за разом. Наконец он улегся в постель, твердо решив, что завтра встанет пораньше и уедет обратно в Лондон. Да, он непременно уедет завтра, чтобы успеть на званый вечер, где должна была выступать очередная литературная знаменитость; причем среди приглашенных был и он, Распутник. Рис понимал, что званый вечер – всего лишь отговорка, и это его раздражало.
Потушив лампу, он пытался заснуть, но сон не шел к нему. Рис не знал, сколько времени прошло, однако в какой-то момент он понял, что заснуть не удастся. И впервые в жизни он не устоял перед искушением.
Проснувшись, Сабрина тут же поняла, что ее разбудил муж, скользнувший к ней под одеяло. Он обнял ее и поцеловал. От него пахло бренди, и этот запах показался ей очень приятным. Она поцеловала его в ответ и попыталась прижаться к нему покрепче. А он, стащив с нее сорочку, принялся ласкать ее и покрывать поцелуями ее шею, плечи, груди…
– Ах, Рис… – шептала она, задыхаясь.
Муж овладел ею в полной темноте, и на сей раз, в его движениях было даже больше страсти и неистовства, чем в их первую ночь. Когда же все закончилось, он затих, крепко к ней прижавшись. И оба молчали.
Уже засыпая в его объятиях, Сабрина прошептала:
– О, Рис, какое блаженство…
На следующее утро она опять проснулась одна. Осмотревшись, Сабрина увидела служанку, хлопотавшую у камина, и вдруг подумала, что ночь в объятиях мужа были лишь сном; во всяком случае, она очень сомневалась и реальности происходившего.
Глава 17
По иронии судьбы солнечный свет, падавший в крестообразное тюремное окно, бывшую бойницу, ложился на пол в форме креста.
«А ведь крест – символ христианства, а также символ войны», – глядя на пол своей темницы, размышлял Морли. Тауэр нельзя было назвать веселым местечком, поэтому он привык обращать внимание на разного рода мелочи – лишь бы хоть чем-то занять себя. Теперь-то он прекрасно понимал, в каком положении оказался Наполеон, сосланный на остров Святой Елены. Гений войны, необыкновенно деятельный и целеустремленный человек, вдруг оказался в полной изоляции на крохотном островке. Поговаривали, Наполеон просил, чтобы ему назначили местом ссылки Лондон. Просьба Наполеона вызвала у Морли усмешку. Англичане ни за что бы, не согласились на его пребывание в их столице. Наполеон в Лондоне – слишком уж рискованно. Он либо сбежал бы, либо поднял бы восстание.