Соблазн
Шрифт:
— Сука! — простонал Нахилиус, глядя прямо на меня, и упал на колени, но прежде чем они коснулись земли, он исчез.
Я была поражена ядом в одном единственном слове, предназначенном мне. Ведь я держала его в этом неподвижном состоянии, угрожала его жизни, а потом, когда закончила с ним, ничего не сделала, только повернулась к нему спиной.
Я — сука.
Спенс наблюдал, подняв руки в воздух и открыв рот. Он не знал, что делать. Я не могла винить его, да и не винила. Мы хотели, чтобы они перестали использовать оружие, и Линкольн убил Нахилиуса не по
Линкольн подошел и встал на том месте, где исчез Нахилиус.
— Магда, ты не имела права.
Но Магда выпрямилась и вложила кинжал в ножны.
— Я имела полное право, Линкольн. Я помогла тебе сделать это и не жалею. — Она бросилась к лестнице. — Я буду внизу, когда вы закончите воссоединение.
Спенс выбрал именно этот момент, чтобы подойти к последнему изгнаннику, который безмолвно приходил в себя на земле после огнестрельного ранения. Он быстро взглянул на меня. Он не спрашивал разрешения… Магда была права, это была наша работа… он проверял, не буду ли я возражать, чего не я сделала.
Все быстро закончилось.
Мы с Линкольном, молча, наблюдали.
— Хм… — Спенс выглядел смущенным. — Думаю, пойду, успокою Мэгги. Похоже, она немного взвинчена. — Он давал нам побыть на едине.
Линкольн обнял меня, как только Спенс скрылся из виду.
— У меня такое чувство, будто я сто лет тебя не видел.
— Ты и не видел.
— Ты права. Прости, — сказал он, его слова были полны эмоций, когда он прижал меня к себе, глубоко дыша. — Я не мог позволить ему добраться до тебя.
— Знаю. Теперь все кончено.
Он вырвался из объятий.
— Эй, ты не… ты знаешь… когда ты исцелила меня… ты не должна была… — но у него не было шанса закончить. Это слишком тяжело, когда кто-то целует тебя.
Это было неправильно, абсолютно неправильно.
Но это было совершенно правильно.
Наши души были связаны. Когда я поняла, что в моих силах исцелить сердце Линкольна, я поняла, что не смогу этого сделать. Феникс может иметь физическую связь со мной, даже вмешиваться в мои эмоции, но все это было связано с чувствами… внешними силами. Душа — это единственная вечная часть, которая превосходит материю и выходит за ее пределы, в мельчайшие волокна самого нашего существования. Моя душа принадлежала Линкольну, как его — мне. Это все исправило? Открыло двери в долго и счастливо? Конечно, нет. Никогда не будет гарантии, только чувство, и этого недостаточно.
Но я все равно поцеловала его. Я открыла ему свою силу. Не для исцеления, а для краткого освобождения. Я нервничала, что он отстранился, и на мгновение почувствовала, что он колеблется, но как только моя сила открылась ему, его сила хлынула в меня. Наконец, мы больше не могли отрицать правду.
Даже если только на одно мгновение.
Я отстранилась от него, но продолжала обнимать за талию, не желая прерывать контакт. На этот раз все было так, как и должно быть. Он знал, что я люблю его, я знала, что он любит меня.
Мы
Это был приговор, который я была готова отбыть.
Глава 23
«В любви всегда есть безумие. Но в безумии всегда есть какая-то причина.»
Фридрих Ницше
По дороге в аэропорт мы со Спенсом рассказали обо всем Магде и Линкольну. Кое-что они знали из рассказов Гриффина, но не слышали последних новостей ни о самолете, ни о месте назначения.
— Не могу поверить, что ты отправилась в ангар без меня, — сказал Линкольн. Но он был озабочен, а не обвинял. В любом случае, я продолжила рассказывать. Он все еще держал меня за руку, нежно поглаживая большим пальцем. Я не могла перестать считать. Шестьдесят три. Шестьдесят четыре.
— Все возвращается к Фениксу, — сказала я, мой голос дрогнул. Ложь и ошибки должны прекратиться. Линкольн мог справиться с этим, и он заслужил правду:
— Именно Феникс вернул Нахилиуса.
Магда удивленно обернулась с переднего сиденья, прежде чем бросить на меня кислый взгляд.
Боже, она ненавидела меня до мозга костей.
Линкольн тоже был шокирован, но я продолжала:
— Он сделал это, чтобы отвлечь тебя. Он хотел разлучить нас.
Свободная рука Линкольна сжалась в кулак. Я услышала, как его дыхание стало глубже, как бывает, когда он чем-то недоволен. В конце концов, Линкольн просто кивнул. Он понял. Я не собиралась вдаваться в подробности.
Остаток пути мы проехали в молчании. Спенс постоянно переписывался по телефону, и Магда больше нас не замечала, но я знала, что она все слышала. Наверняка злилась, что не ее держал Линкольн за руку прямо сейчас.
Нельзя было сказать, что я себя плохо чувствовала из-за Магды.
Когда мы приблизились к аэропорту, Линкольн сжал мою руку и придвинулся чуть ближе, насколько позволяло заднее сиденье.
— Спасибо, Ви, — прошептал он.
Не только он с трудом сглотнул. Я знала, про что он говорит — насколько много я сделала. Спасти кого-то от чего-то ужасного, от чего он никогда не смог бы оправиться. Я знала, как много это значит. Я была рада, что смогла спасти его. Мне даже казалось, что я спасаю себя.
Такси остановилось у выхода, и мы все вышли, кроме Спенса. Он все еще печатал на телефоне.
— Вы, ребята, идите. Увидимся, когда вернетесь, — сказал он, едва поднимая глаза.
Магда уже шла впереди, нисколько не заботясь о том, что мы сейчас делаем.
Сильно дулась?
Когда Спенс понял, что мы не двинулись с места, он поднял голову и одарил нас дрянной улыбкой.
— Все в порядке. Серьезно. Я понял: ни партнера, ни билета. Все в порядке. Я слышал, что Иордания — отстой.