Соблазненная грехом
Шрифт:
На какой-то миг Ройс унесся мыслями в то мгновение, когда он, ворвавшись в комнату Эйми, обнаружил угрожающего вида мужчину, склонившегося над ней в попытке задушить. Тут же на него снова нахлынула волна ярости. Одно воспоминание о случившемся вызывало бурю гнева. Но все же Ройсу удалось справиться с эмоциями и вновь вернуться к разговору.
– Возможно, и так, – сказал он, пытаясь сохранять спокойствие. – Но вы здесь, и нам остается только смириться с этим фактом и постараться ужиться, насколько это возможно.
С этими словами виконт подозвал Уитсона,
– Раз никто из нас не расположен отдать должное прекрасно приготовленному ужину, предлагаю, следуя примеру герцогини, отправиться ко сну. Поездка из Лондона оказалась утомительной, поэтому ранний отход ко сну не повредит никому.
Эйми не ответила и лишь молча наблюдала, как туда-сюда сновали слуги, поспешно убирая со стола подносы и тарелки. Когда же они все до последнего скрылись за дверями кухни, Эйми подняла на Ройса глаза.
– Полагаю, вы понимаете, какой ужас вызываете у прислуги? – спросила она с насмешкой.
Высказанное с такой откровенностью наблюдение поразило Ройса. За годы жизни в Стоунклиффе он настолько привык к взглядам украдкой и робкому поведению слуг, что не обращал ка это ни малейшего внимания. Семена страха были давно посеяны и взращены его отцом. Многие из прислуги служили этому дому поколениями. Разговоры отца о проклятии, преследующем Ройса, вкупе с трагической гибелью Корделии сослужили свою службу – слуги составили представление о своем господине прежде, чем он вернулся с войны.
Но объяснять все это Эйми не имело смысла. Воспитанная в любви и ласке, она никогда не поймет. Поэтому в ответ на это замечание виконт лишь небрежно отмахнулся.
– Уверяю вас, что ни разу не давал им для этого повода, – холодно произнес он. – Им всегда было свойственно с особой осторожностью вести себя в моем присутствии. Думаю, что устрашаю их своей внешностью.
Какое-то время Эйми молча, внимательно разглядывала лорда, потом покачала головой.
– Вы не столь суровы, как вам хотелось бы казаться, – на удивление решительно заявила она. – На мой взгляд. О’Кифи очень тепло к вам относится.
– О’Кифи? – Ройс разволновался, едва услышал имя конюха. Меньше всего лорду хотелось, чтобы Эйми познакомилась с единственным человеком в Стоунклиффе, знающем о Ройсе все. – Когда вы успели встретить его?
– Сегодня, незадолго до ужина, когда отправилась искать вас в конюшнях.
– Не знал, что вы меня искали.
– Да нет, ничего особенного. Я не смогла уснуть и решила выйти осмотреться, – Эйми на мгновение замолчала, остановив взгляд на Ройсе. – Он познакомил меня с Балтазаром.
Ройс старался внешне оставаться спокойным. Хотя упоминание о любимом коне не могло оставить его равнодушным. Мысли о Балтазаре влекли за собой воспоминания еще одного страшного дня из его прошлого, и думать об этом дне хотелось меньше всего.
– Правда?
Эйми
– Он рассказал, что Балтазар был ранен в битве при Ватерлоо и едва не умер, но вы привезли его в Стоунклифф и выходили. Вы спасли ему жизнь, в то время как многие считали, что век его закончен – Не в силах унять любопытство, Эйми безотрывно смотрела на виконта, не скрывая интереса. – Не каждый пойдет на такое ради спасения лошади. Должно быть, Балтазар очень много значит для вас.
Ройс почувствовал, что в горле застрял ком, и, прежде чем смог ответить, несколько раз сглотнул. Это было истинной правдой. Балтазар был единственным живым существом, которого он не отстранил от себя. Он никогда не думал, что так произойдет. Но уход и забота о тяжело раненном животном помогли Ройсу справиться с собственной бедой, незаметно сблизив их так, что теперь он не в силах был разорвать этой связи. А теперь он с такой силой привязался к животному, что мысль о разлуке с ним была невыносимой.
Безусловно, лорд Стоунхерст и не думал посвящать во все это Эйми.
Деликатно попытавшись разузнать хоть что-то и не получив ответа, она откинулась на спинку стула, давая понять, что не намерена отступать.
– А как его ранили?
Ройс схватил со стола салфетку и смял ее. В голове мелькали картинки из прошлого: вот французский солдат неожиданно показался из тумана, застилающего поле битвы, и, прицелившись, поднял ружье. Ройс бросился вперед, раздалось пронзительное ржание Балтазара, и он упал вниз. Дымка, заволакивающая взгляд, и острие штыка, рассекающего щеку… И тут же Гарви, верный друг, несущийся спасти его от последнего смертельного удара, лицо его переполнено ужасом…
О нет, он не станет думать об этом! Однако было очевидно, что Эйми не собиралась уступать. И Ройс решил, что будет лучше, если он расскажет хоть что-нибудь. Возможно, если он хотя бы чуточку удовлетворит ее любопытство, они никогда не будут больше возвращаться к этой теме.
– Его ранило штыком французского солдата, – угрюмо произнес лорд. – Он пронзил им заднюю ногу Балтазара и повредил мышцы на левом боку.
– Этим же штыком ранили и вас?
Ройс почувствовал, как по лицу пробежала нервная судорога. Салфетка, которую он сжимал в руке, упала на пол. Стоунхерст поднялся со стула и, пытаясь удержать на лице маску равнодушия, сказал:
– К чему все это вспоминать? Это было давно, все забылось.
Однако Эйми не отрывала от него глаз.
– Но может, как раз лучше рассказать. Вы ведь никогда не говорили об этом, и вряд ли человеку идет на пользу подобное сдерживание чувств. О’Кифи говорил…
– Складывается впечатление, что О’Кифи рассказал слишком много. А вы суете нос в то, что вас не касается. Я дал вам понять, что не желаю обсуждать это и точка.
После резкого предупреждения, прозвучавшего из уст лорда Стоунхерста, в столовой воцарилась мертвая тишина. Эйми молча отступила, словно пораженная ударом. Лицо ее стало невыразительным и, словно задутая свеча, несло лишь следы холодка и отстраненности.