Соблазнить холостяка, или Нежный фрукт (Нежный фрукт)
Шрифт:
– Мне кажется, тебя просто лихорадит. И ты придумываешь бог знает что.
Антон на минуту исчез, а потом подошел снова с нехорошим решительным лицом. В руках у него был шприц, которого Грушин до ужаса испугался. Шприц означал, что в его кровь попадет лекарство и будет сон и провал во времени. И этот черный провал отделит его от Люды, он не сможет потом преодолеть его, перепрыгнуть… Она окажется слишком далеко.
– Не надо! – попросил он, едва шевеля губами.
Его, конечно, не послушались, и через какое-то время свет медленно померк,
Глава 10
Пока Люба принимала душ, заспанный Астраханцев готовил для нее завтрак. Он уже сто лет этого не делал и теперь сочно чертыхался, потому что сливочное масло горело на сковороде, а помидоры плевались густым соком, стоило притронуться к ним ножом. Но ему так хотелось сделать своей гостье приятное, что он продолжал борьбу.
Когда раздался телефонный звонок, он помчался в комнату, топая, как слон, и схватил трубку, приплясывая от нетерпения.
– Да!
– Димочка, это Марья Петровна с двенадцатого этажа, – прокудахтала трубка.
Как будто он мог забыть, с какого она этажа! Амалия гоняла его к Марье Петровне по три раза на дню. Эта старая дева – действительно жутко старая! – взяла шефство над его женой и постоянно проникала к ним в дом, прикрываясь новыми рецептами мяса, пирогами, крашеными яйцами… Иногда, чтобы нейтрализовать ее, Амалия просила мужа подняться наверх и передать старушке дрожжи или забрать у нее баночку гречишного меда. У Марьи Петровны была куча родственников, но, несмотря на это, она хотела плотно дружить с соседями. И настойчиво дружила, постоянно держа их на крючке своей душевной щедрости.
– У вас все в порядке? – на всякий случай спросил Астраханцев, потому что всякий его приход Марья Петровна отмечала присказкой: «Обращаться со мною нужно нежно, молодой человек! Мне столько лет, сколько ступенек в этом доме».
– Все в порядке, Дмитрий! Мне тут из деревни творожку прислали, так я ватрушки испекла. Подумала, что вот и вас неплохо бы подкормить ватрушками. Вы же теперь холостяк, а у холостяков всегда живот к спине прилипает.
– Все-то вы про всех знаете, – пробормотал Астраханцев и хотел было отказаться от ватрушек.
Но потом вдруг подумал, что Любе они могут понравиться, и согласился подняться наверх.
– Иду, Марья Петровна, – пообещал он. – И блюдо свое захвачу. Как обычно.
Люба как раз вышла из душа: свежая, с блестящими глазами. От нее пахло сиренью, и Астраханцев, замирая от удовольствия, сообщил:
– Я на секундочку к соседке поднимусь, а потом будем завтракать. Только – чур! – без меня на кухню не ходите.
– Конечно, как скажете, – пообещала Люба и посмотрела на Астраханцева застенчиво.
После вчерашних событий она чувствовала себя рядом с ним ужасно странно. Она помнила, как он ее обнимал и какие сложные чувства она испытывала. И как ей было хорошо, когда они гуляли по городу. Подаренный им шарф она положила под подушку и, просыпаясь среди ночи, мимолетно
Не успел Астраханцев выйти за порог, как запиликал Любин мобильный телефон. Только утром она заметила, что он разрядился, и подсоединила его к розетке. «Наверное, кто-то из своих, волнуются за меня», – подумала растроганная Люба. И точно! На дисплее высветилось знакомое имя: «Федька». Приложив телефон к уху, Люба расцвела улыбкой и кокетливо сказала:
– Алло!
– Алло, – откликнулась трубка голосом Федора. Голос был глухим и мрачным, словно ее другу сдавили горло.
– Федь, с тобой все в порядке? – спросила она с беспокойством.
– Со мной – да. А с тобой?
– Со мной тоже, – сразу же расслабилась Люба. – У меня все замечательно! Я в Москве, у Грушина.
– Да что ты говоришь? – с сарказмом заметил друг ее детства.
– То и говорю. У нас все чудесно складывается… Мы вчера целый день гуляли. Он такой интересный человек…
– Люба, ты врешь! – рявкнул Федор. – Прекрати валять дурака и немедленно скажи, где ты сейчас находишься.
Люба так удивилась тому, что Федор на нее кричит, что даже оторвала телефон от уха и изумленно посмотрела на свое отражение в зеркале. Отражение тоже выглядело дико изумленным. Переложив телефон в другую руку, она сказала:
– Что это ты на меня орешь? Я думала, ты будешь за меня рад…
– Я буду за тебя ужасно рад, когда узнаю, где ты.
– Да я у Грушина!
– У Грушина тебя нет. Это я у Грушина. И Лена здесь, вместе со мной, между прочим. И сам Грушин тоже здесь – это так, к слову, чтобы ты не вздумала сочинить какую-нибудь историю…
– Ты меня разыгрываешь.
– Ну конечно. Мне больше делать нечего, как тебя разыгрывать. Я приехал в Москву, а тебя нет.
– Куда ты приехал? – начиная волноваться, уточнила Люба.
– Да к Грушину же! Улица Весенняя, дом шестнадцать, квартира семнадцать. Я приехал, а тебя нет. А потом еще Лена приехала, она вообще дико беспокоится. Сейчас я тебе ее дам.
– Не надо ее давать, – помертвевшим голосом ответила Люба. – Никуда не уходите, я скоро к вам приду. Слышишь, Федор? Ждите меня там.
Отключив телефон, она метнулась в кабинет хозяина квартиры и пронеслась по нему ураганом. Во внутреннем кармане пиджака, висевшего на стуле, обнаружился самый главный документ, который, собственно, и был ей нужен – паспорт. В паспорте рядом с фотографией Грушина было написано: «Астраханцев Дмитрий Валерьянович».
Люба потрясла головой и издала длинный протяжный стон. «Боже мой! Я в квартире совершенно незнакомого мужчины! Я приехала и вселилась, да еще говорила, что хочу выйти за него замуж! Что он обо мне думал?!» С ловкостью карточного шулера она пролистала странички паспорта и нашла адрес, а также штамп, свидетельствовавший о том, что Астраханцев Дмитрий Валерьянович женат. «О нет! Я вселилась в квартиру незнакомого ЖЕНАТОГО мужчины!» Ужас ее был беспредельным, как космос.