Соблазнительный дьявол

Идэн Вероника

К черту все, что я могу захотеть. К черту тот факт, что я не очень хочу делать то, что он ожидает. К черту то, что я его сын.

Отец заботится только о своих целях и планах.

Я сижу на своем месте на крыше за окном своей спальни с зажженной сигаретой, болтающейся в пальцах, затягиваюсь и откидываю голову назад, чтобы выпустить струйку дыма. Никотин снимает напряжение.

Возбуждение охватывает меня, делая меня нервным и воинственным. Я полон гневной энергии, готовый наброситься на все, что угодно.

Так

всегда бывает, когда я разговариваю с папой. С мамой тоже, но в меньшей степени. По крайней мере, она делает вид, что в ней есть материнские чувства, но этого никогда не было достаточно.

Они оба оставляют меня в пустоте, открывая бездну моих внутренностей, наполненную одинокой яростью, поглощающей меня, топящей меня под бурными водами. Я не могу держать голову над течением.

Прищурившись на небо, я вижу падающую звезду. Загадай желание.

Это глупо, но я начал делать это в детстве и не могу остановиться.

Тяжелый вздох покидает меня. Но я ведь не просто так начала это делать, правда? Это из-за Блэр. Прошло несколько недель, а я все еще не отошел от воспоминаний о нашей короткой связи и осознания того, что именно она стала причиной того, что мой личный ритуал начался благодаря тому, что Блэр рассказала мне, когда мы были детьми.

Ее призыв загадывать желания на звезды был моей единственной спасительной милостью, которая не позволяла мне быть проглоченной все эти годы.

Массирую висок костяшкой большого пальца и даю сигарете догореть до конца, завороженно глядя на пепел.

Я так много рассказывал звёздам о своей жизни.

Они ждут меня, пока я смотрю на небо. В моей голове всплывают веснушки Блэр, которые напоминают мне о звездах.

Я облизываю губы и потираю кончики пальцев.

Блэр была моим первым желанием, но я всегда думал, что оно не сбудется.

Я также загадал брата и сестру. Лукас всегда был рядом, но мне хотелось иметь больше семьи, с которой можно было бы играть, даже хотел стать частью семьи Лукаса, а не своей собственной.

Я умолял падающие звезды отправить моих родителей домой дольше, чем на несколько дней. Чтобы они поговорили со мной. Чтобы они интересовались мной больше, чем тем, сколько денег они прислали, как у меня успеваемость и буду ли я поступать в медицинский.

Я их сын, а не один из их исследовательских экспериментов на чашке Петри.

Работа, которую они делают как врачи, может быть важной, чтобы помочь стольким людям, но разве ребенок не может просто хотеть внимания своих родителей?

Ни одно из желаний никогда не срабатывает, но что-то в отправке моих самых сокровенных, тайных желаний далеким шарам горящего газа и осколкам скал, падающим в атмосферу, заставляет меня чувствовать себя лучше. Это ритуал, который

на краткий миг успокаивает океан горькой боли.

Бросив сигарету в пепельницу, я думаю о том, чтобы позвонить Бишопу или Лукасу и узнать, чем они занимаются. Я немного успокоился после разговора с отцом, но разговор с ними мог бы помочь.

— Вот ты где. Я искала тебя.

Я мотнул головой в сторону. Блэр проворно влезает в окно и пробирается по узкому карнизу, который ведет к моему месту на крыше. Ветер треплет ее конский хвост, когда она стоит надо мной, любуясь видом.

Уязвимость жжет. Никто никогда не находил мое место и я сглатываю.

— Ты собираешься сесть?

Блэр садится рядом со мной. — Здесь прохладно.

— Да. — Пытаюсь представить это свежим взглядом, забыв обо всем, в чем я признался здесь. — Я прихожу сюда, чтобы подумать.

— В лесу между трейлерным парком и магазином есть место, где я пряталась, когда не хотела, чтобы меня нашли.

Блэр подтягивает колени к груди и обхватывает их руками. На ней все та же безразмерная толстовка с капюшоном с той ночи, когда ее мама упала в обморок, кончики ее пальцев высовываются из больших рукавов. Я сжимаю штанину своих тренировочных штанов, чтобы не протянуть и взять ее за руку.

Мы молчим несколько минут. Мой пульс становится неровным, меня мучает осознание ее присутствия и каждого движения.

— Я знаю твой секрет, — заговорщицким тоном произносит Блэр.

Я зарываюсь в свои треники, скрываясь из виду. Она не может.

— Сомневаюсь, — насмехаюсь я. Я касаюсь своей груди, рядом с сердцем и татуировкой в виде падающей звезды. — Я держу их все под замком.

Блэр опирается подбородком на колени. Ее взгляд задерживается на мне. — Ты хочешь, чтобы все думали, что ты беззаботный плейбой. Но это не так. Твой секрет в том, что тебе не все равно, больше, чем кому-либо.

У меня сводит живот от правдивости ее оценки. В моем кармане телефон сидит тяжелый, как свинец. Три сообщения, отправленные папе после нашего телефонного разговора, остались без ответа.

Куклы в школе считают, что моя маска — это настоящий я, но это не так. Они видят то, что я хочу. Блэр права. Правда в том, что я изо всех сил стараюсь ни о чем не заботиться. Я отделяю все это, закапываю боль глубоко, где она не может до меня добраться.

Как она это делает? Как она всегда видит сквозь броню, которую я создал, чтобы защитить себя от разочарований?

Возможно, Блэр тоже скрывает закованного в цепи монстра, потому что ее маленькие коготки скребут по коробке, в которую я спрятал все слабости. Иногда она просачивается наружу, как хаос Пандоры, вырвавшийся из клетки, недостаточно прочной, чтобы удержать поток ужаса, отчаянно пытающегося вырваться наружу и распространиться.