Соблазнительный шелк
Шрифт:
Марселина покачала головой. Это оказалось большой ошибкой. К горлу снова подступила тошнота.
— Не могу.
— Всего одну каплю, — попросил Кливдон. — Это лауданум. Он поможет. Обещаю.
Марселина не могла поднять голову, не могла открыть глаза. Мир вращался, прыгал и качался.
Она проглотила лекарство. Горькое.
— Какая мерзость!
— Я знаю, но оно помогает. Поверь мне.
Шторм не стихал. Волны швыряли судно, словно детскую игрушку. Марселине уже случалось попадать в шторм. Она знала, что дела плохи, и она далеко не в безопасности. И хотя умом она это понимала, сердце чувствовало совсем другое. Голос
— Ну вот, ты улыбаешься. Опиум начал действовать.
Опиум? Она уснула? Утратила ощущение времени?
— Нет, это все из-за тебя, — сказала Марселина. Каким далеким показался ей ее же собственный голос! Как будто он уже успел добраться до Лондона без нее. — Из-за твоей герцогской самоуверенности. Перед тобой все отступает, даже сатанинский шторм.
— Тебе явно лучше, — усмехнулся герцог. — Уже произносишь целые предложения, исполненные сарказма.
— Да, я чувствую себя лучше. — Ее внутренности, похоже, успокоились. Но голова оставалась ужасно тяжелой. Она открыла глаза. Для этого пришлось изрядно потрудиться. Герцог склонился над ней. Было слишком мало света, чтобы разглядеть детали, и все вокруг непрерывно двигалось. Господи, ну почему ничего не может оставаться на месте! Глаза на его лице казались лишь густыми тенями, но Марселина точно знала: они зеленые. Зеленые как нефрит. Или как море? Зеленый цвет идет лишь очень немногим женщинам. И лишь немногие женщины могут устоять перед зелеными глазами мужчины.
Она закрыла глаза.
И почувствовала влажную ткань на лбу. Какое нежное прикосновение! Марселину охватило странное чувство, которому она даже не сразу подобрала название. И лишь спустя несколько минут она осознала: у нее есть защита… убежище… Она в безопасности.
Шутка фортуны. Но внезапно вращающийся мир стал тяжелым и темным, а потом все исчезло.
Кливдон понятия не имел, сколько продолжался шторм, поскольку уже давно потерял счет времени. Он проснулся в раскачивающейся каюте под аккомпанемент панических криков, рева ветра, скрежета и скрипа конструкций судна. Он чувствовал себя неважно, но не более того. У него был крепкий желудок, что доказали многочисленные дружеские попойки. Первая мысль, которая пришла ему в голову, была о мадам Нуаро. Она где-то на судне. Он взял аптечку и собрался идти на поиски, когда она ввалилась в дверь каюты.
После этого у него не было времени на морскую болезнь или на тревогу о ком-то другом. Ее жемчужная, всегда сияющая кожа стала тусклой и приобрела зеленоватый оттенок. Это было видно даже при отсутствии освещения. Она была совсем больной, даже бредила. Все это было совершенно на нее не похоже. Она же сильная женщина, даже слишком сильная! И столь внезапная перемена повергла Кливдона в панику раньше, чем он обрел способность здраво соображать.
Это не более чем морская болезнь, убеждал он себя. Ничего особенного. А бред — ее следствие, или результат того, что она почти не спала и толком не ела, торопясь оказаться от него как можно дальше.
Что бы ни вызвало тревожные симптомы, женщина была слишком слаба, чтобы предоставить ее самой себе. Герцог решил, что слуги справятся с трудностями самостоятельно, а сам начал ухаживать за ней, тщетно стараясь сохранять спокойствие. Ему отлично известно, что надо делать, говорил он
Кливдон знал: необходимо, чтобы женщина получала питание, в первую очередь жидкость. Но это было совсем не просто, потому что ее желудок не принимал ничего. Бренди немного помогло, но лауданум оказался намного более эффективным. Прошло немного времени, и она начала отключаться, бормоча что-то о ведьмах, ангелах и демонах, потом успокоилась и уснула. Только после этого Кливдон сумел облегченно перевести дух.
Он сел на край койки и стал осторожно обтирать мокрой тканью ее лицо. Он понятия не имел, помогает ей это или нет, но ему было необходимо чем-то себя занять. Сондерс, конечно, знает, что надо делать, но он ухаживал за горничной — или швеей — или кем там она была.
Вообще-то все факты, известные о мадам Нуаро, были такими же скользкими, как палуба под ногами.
Уклончивая, ускользающая, умеющая манипулировать людьми. Ей нельзя доверять.
Если бы он ей поверил, то не послал бы своего человека шпионить за ней, не помчался бы вслед за ней из Парижа, не оказался бы на этом судне и не угодил бы в дьявольский шторм.
И все же недоверие не может служить оправданием его безумного поведения. Ему нет никаких оправданий. Эта женщина — далеко не красавица, тем более сейчас. В тусклом свете она больше всего напоминает привидение. Ему даже не верилось, что перед ним то же полное жизни страстное создание, которое буквально набросилось на него в экипаже и целовало так, что голова шла кругом.
Кливдон нежно убрал с влажного лба прядь волос.
Ужасная женщина.
Марселина проснулась и не поняла, где находится.
Сначала она решила, что умерла и теперь плывет в другой, неведомый мир. Мало-помалу до нее дошло, что судно качается, но совсем не так беспорядочно, как раньше. Шум тоже стих.
Все кончилось.
Шторм прошел.
Они уцелели.
Потом она осознала, что на нее навалилось что-то большое, тяжелое и теплое. Глаза широко открылись. Перед ней было только светлое дерево. Она вспомнила, как в полном отчаянии пришла в каюту к Кливдону, как ее скрутил приступ морской болезни… бренди… лауданум… его руки.
Это не ее каюта.
Она в его постели.
И судя по размерам тела, устроившегося рядом с ней на узкой койке, Кливдон лежит рядом.
С ума сойти!
Женщина попыталась повернуться, но герцог лежал на ее юбке, лишая возможности двигаться.
— Кливдон! — воскликнула она.
Он что-то пробормотал, зашевелился и обнял ее одной рукой.
— Ваша светлость.
Его рука напряглась. Он еще что-то буркнул и прижал Марселину к себе.
Как же ей хотелось остаться, уютно устроиться рядом с его большим теплым телом, поверить, что сильная рука защитит ее.
Но это только мечты. Проснувшись, он, как и любой мужчина, почувствует желание, а Марселина вовсе не была уверена, что сумеет противостоять искушению.
И она пихнула его локтем в ребра.
— Что? — Его голос был тихим и сонным.
— Вы меня раздавите.
— Да, — согласился Кливдон и уткнулся носом ей в шею.
Марселина чувствовала его эрекцию. Большой герцогский фаллос пробудился раньше, чем его мозги.
— Вставайте! — воскликнула она. — Вставайте немедленно!
Иначе будет слишком поздно, и я захочу отпраздновать счастливое спасение от смерти традиционным для человека образом.