Соблазняй меня вечно
Шрифт:
– Вот мы и пришли.
Он положил ладонь на экран идентификатора личности, расположенный на двери. Голубое свечение пробежало от кончиков пальцев к запястью. Спустя мгновение, входная дверь отъехала в сторону.
Она проскользнула внутрь, на ходу меняя свою внешность. Исчезли светлые волосы и голубые глаза. Исчезла потрясающая грудь. Она снова была самой собой, как раз такой, как нравилось Бриану.
В изумлении уставившийся на нее страж не стал проходить внутрь. Он лишь промолвил что-то на языке, которого Элия не понимала, и закрыл разделявшую их дверь, запирая
Бриан был здесь.
Она сглотнула, пытаясь сосредоточиться на чем-то менее волнующем. Комната была просторной, чудной и… (она в замешательстве нахмурила бровь) выглядела так, будто ее наводнило Рождеством. В углу стояло дерево. Ёлка. Настоящая ёлка. От пышных веток с иголками на нее пахнуло свежестью.
Срубить ёлку было нарушением закона, так как древесина любой породы принадлежала правительству. Но раз уж он был известен как убийца, объявленный вне закона, Бриану вероятно было все равно. К веткам были привязаны красные и зеленые банты. Белые огоньки спускались с потолка, словно падающие звезды.
Следов Бриана видно не было, зато была огромная кровать, заправленная белыми и мягкими с виду простынями, смятыми после ночи беспокойных метаний. Или отчаянного, потного секса. У нее в желудке словно бабочки запорхали. Не думай об этом. Там был диван, мраморный туалетный столик, хвастливо демонстрирующий графин с виски и пластиковую ёлку в миниатюре. На полу лежал коврик из искусственного меха, имитирующий медвежью шкуру, с повязанным вокруг одного из ушей зеленым бантом.
Но больше всего ее взгляд притягивала встроенная в пол ванна в центре комнаты, наполненная горячей, окруженной влажным паром водой. По-крайней мере она была прозрачной, а не изумрудного или рубинового цветов.
– Б-Бриан?
– Я здесь.
Он вышел из гардеробной, представляя собой зрелище прекрасное и завораживающее, как ей и запомнилось: высокий, мускулистый, с золотистыми ангельскими чертами лица и врожденной чувственностью, которую просто невозможно было отрицать. Ее сердце забилось быстрее, колотясь о ребра с такой силой, что Элия подумала, они треснут.
На нем не было рубашки. Его соски сияли, будто их окунули в раствор с блестками и украсили бусинами, ставшими твердыми маленькими вершинками. Стальные мышцы живота постепенно сужались по направлению к пупку… а затем, изысканно сплетались ниже. Черные брюки с низкой талией обтягивали бедра.
– Я так и знала! – бросила ему Элия, изо всех сил стараясь, чтобы прозвучало так, будто она оскорблена. – Эта комната – пародия на Рождественскую вечеринку, а твой член подразумевается в качестве подарка, не так ли? – Ну, хорошо, да, возможно, она бы предпочла член любому подарку, который бы получила от семьи Мейси. Но это не означало, что она могла его принять. – Или предполагается, что я – твой подарок?
Он осмотрел ее, гневно раздувая ноздри.
– Ты ранена? – его глаза потемнели, приобретя оттенок непроницаемого, совершенно черного янтаря. В тот момент он выглядел как хладнокровный убийца, каковым она его и считала. – К тебе кто-то прикасался?
–
Темная дымка в его глазах постепенно рассеялась, и он встретился с ней взглядом.
– Как же, тогда, кровь попала на твою новую одежду? И под ногти? – хмурясь, добавил Бриан. – Сайлер считает, что ты сама нанесла себе раны. Это так?
Или нет. Она сглотнула внезапно подступивший к горлу ком. Убедить его предоставить ей время, чтобы узнать его поближе и полюбить, будет не так просто, как она надеялась. Очевидно, мысль о том, что ей причинили вред, расстроила Бриана. А это тронуло ее, глубоко и неумолимо. Только Брайд беспокоилась о ней достаточно, чтобы целовать там, где бо-бо, чтобы больше не болело. На нее неотразимо действовало то, что теперь, кажется, кто-то еще хочет так сделать.
– Кому в здравом уме может прийти в голову порезать себя? – спросила в ответ Элия. Таким образом, она ему не лгала, но также и не признавалась в содеянном.
Разумеется, он не собирался бросать эту тему.
– Это не ответ на мой вопрос.
– Что ж, это единственный ответ, который ты от меня получишь.
– Ты царапала или кусала свои запястья, пока они не начали кровоточить. И это после того, как я описал тебе все последствия заражения. Зачем? Зачем тебе понадобилось подвергать риску моих людей?
– Во-первых, я ничем не заражена, так что они в безопасности. И, во-вторых, зачем я себя порезала – это не твое собачье дело.
Вот. Она частично ответила на его вопрос. Да, она сама это с собой сделала. Но рассказать ему зачем – этого не случится. Она не произнесет вслух эти слова. Они могут быть использованы против нее в самой болезненной, пугающей форме.
– Ты подумала, что я прикажу тебе раздеться, если твоя одежда будет испачкана? – он пробежал языком по зубам. Казалось, его гнев только усилился, несмотря на подозрения в сладострастии. – Что ж, угадай-ка? Ты оказалась права. Снимай одежду. Она меня оскорбляет.
Она догадывалась, что такой приказ может последовать, но это не умаляло испытанного потрясения. Живот скрутило, руки затряслись.
– Нет.
Нагая, она полностью утратит контроль над ситуацией. И тогда уже не будет ни близкого знакомства, ни выигранного времени.
– Мы вчера это проходили, Элия. Снимай, или я сделаю это за тебя. Ты сейчас будешь купаться.
Она расправила плечи. Ее не запугать, только не этим. Она будет с ним драться, если это необходимо, но останется в своей одежде и в своем уме.
Но если ты станешь с ним драться, чтобы остаться одетой, он коснется тебя своими руки. А если он коснется тебя своими руками, ты сдашься. Черт возьми. В любом случае, будет секс. Она просто не могла победить. И все равно, она сказала: «Ты оставайся в той части комнаты, я останусь в этой и мы поговорим». Черт возьми, его смазливую внешность. И его деньги. И его заботу. И его запах. Хорошо, ты уже можешь остановиться.
Он озадачил ее своей улыбкой.
– Как ты любишь поговорить. Нет. Мы не будем разговаривать.