Собор без крестов
Шрифт:
— Я ему порву. Все зубы через задницу выдерну вместе с руками.
Он, сжав руки Кикнадзе за спиной с такой силой, что у того лопатки сошлись вместе, стал держать. Лапа, включив фонарик, дал возможность прочитать Кикнадзе документы на машину.
— Прочитал? — устав освещать ему текст, поинтересовался Лапа.
— Прочитал!
— Так чего молчишь?
— А чего говорить? Вы во всем правы, правда, обошлись со мной при встрече не по-джентльменски.
— Какой ты джентльмен, если настоящий преступник. А с хамами мы поступаем по-хамски, — заметил ему беззлобно
— Я вам обещаю забыть о своих деньгах, машине, только не позорьте меня, как вы задумали.
— А что мы будем иметь с этого? — начал торговаться Лапа, чтобы потом постепенно согласиться на условие Кикнадзе, так как сказанная угроза был произнесена только для устрашения Кикнадзе и без всякого реального желания ее осуществить.
— Я и так здорово пострадал, и морально, и материально, и физически, и, кроме того, что обещал, больше обещать ничего не могу.
Делая вид, что думает над его предложением, спустя определенное время, считая, что на обдумывание ему было достаточно, Лапа сказал:
— Так и быть, лжеадвокат, пускай будет по-твоему. Не будем с тобой возиться и отпустим.
— А когда?
— Когда покинем пределы твоей страны.
— Без моего содействия у вас не получится, — убежденно заявил Кикнадзе.
— Это не твоя забота, — возразил ему Лапа.
— Я ваши условия принимаю и не буду возникать против всего этого шухера, но прошу вас, не пылите у себя в отношении меня.
— Боишься, что пригласим журналистов, ознакомим их с твоими фальшивыми документами на тачку, а потом передадим в ваше посольство в Москве, чтобы ты мог объяснить, как преуспевающий адвокат совмещает свою законную и незаконную деятельность. Если не хочешь шума, вези побольше бабок, на которые выкупишь свои документы. Я понимаю, что они тебе уже не нужны, но они компра, которая может скинуть тебя с работы, а место адвоката у вас престижное и калымное.
— Сколько вы за них хотите?
— Один «лимон», или, как у нас в простонародье говорят, один миллион бабок.
— Как я вас смогу найти?
— Через своего родича Гарика. Он поможет выйти на нас.
— Я бы с этим Гариком на одном гектаре на дворе не пошел.
— Ты на него не очень-то пыли. Так получилось, что не скажи он о твоей жестянке, его давно бы уже не было в живых. Неужели ты вот это говно ценишь дороже человеческой жизни? Нехорошо. Тебе должно стать понятно, что мы шутить не любим, перед убийством не останавливаемся, а поэтому чего хотим, всегда добиваемся.
Захочу, будешь передо мной плясать, как цыган, если не пожелаешь пойти навстречу моему желанию, то расстанешься с жизнью, но у меня нет времени на такое зрелище, а поэтому я его не требую. Теперь тебе все понятно, как мы вышли на тебя?
— Да! — затравленно ответил Кикнадзе.
— Тогда сиди и не пыркайся, а мы поехали, — закрывая за собой дверь подвала на замок, на прощание сказал ему Лапа.
На двух машинах компания Лапы покинула Хашури. За рулем «Волги» сидел старый Лиселидзе, а за рулем «девятки» сидел его сын Яков. Отъехав от Хашури на достаточное расстояние, они остановились. Вахтанг Вартанович, достав из салона автомобиля гроб,
— Теперь нас никакое ГАИ не посмеет остановить, — заверил он убежденно, при этом он сказал сыну, чтобы тот на своем автомобиле отстал от «Волги» примерно на один километр.
Когда они тронулись снова в путь, то Вахтанг Вартанович, обращаясь к Лапе от нечего делать, пояснил:
— У нас сейчас в стране такой бардак творится: там ограбили, там убили, что каждый, уважающий себя мужчина вынужден иметь оружие, чтобы защитить себя, свою семью, но нас с нашим «горем» никто не посмеет остановить, ограбить, обстрелять. Мы — нация верующая и суеверная, а поэтому никто не захочет гневить Бога.
Действительно, попадавшиеся иногда в горах вооруженные гражданские группы людей, двигая автоматами, как жезлами, разрешали им без задержки следовать своим маршрутом.
Горе, посетившее многие семьи в результате братоубийственной борьбы, придавило нацию, а поэтому доставляемый ими гроб для погибшего или умершего ребенка щемяще отзывался в сердцах взрослых и находил молчаливое понимание и сочувствие.
Лиселидзе оказался не только сильным цеховиком, но и тонким психологом, знавшим, на чем можно было сыграть в партии, в которой он решил не проигрывать.
Проехав населенный пункт, имеющий название его фамилии, и выехав на территорию Краснодарского края, Вахтанг Вартанович остановил автомобиль, выйдя из которого с удовольствием стал разминать ноги. Когда к ним подъехал на своей машине Яков, то старший Лиселидзе, обращаясь к Лапе, сказал:
— Через несколько километров будет Адлер. Мы туда с сыном не поедем, так как надо срочно возвращаться домой и определяться с вашим пленником. Теперь ваш путь впереди свободный, только дави на «железку».
— Что я тебе должен за твою услугу? — деловито поинтересовался у него Лапа.
— Эх, пахан, пахан, — обнимая Лапу за плечи, доброжелательно произнес тот, — разве я в такую бяку полез из-за денег или их у меня нет? Я просто отдал тебе свой долг, отчего у меня как-то стало легче на душе.
Отвязав гроб, они положили его в кусты. Яков переставил багажник «Волги» на «девятку». Дружески простившись, каждая компания поехала по своему маршруту.
Злоупотребив отцовским положением, Вахтанг Вартанович завалился спать на заднем сиденье, тогда как Якову надо было не только бодрствовать, но и давить на «железку», следить, чтобы не свалиться в пропасть на крутом повороте. В пути ему помогала коротать время лишь эстрадная музыка, льющаяся из стереомагнитофона.
Приехав домой глубокой ночью, спустившись в подвал, убедившись, что у Кикнадзе имеется с собой пять с половиной тысяч рублей, они эти деньги у него не стали забирать, а, завязав ему глаза, отвезли в ближайший населенный пункт Агара, где, развязав ему руки, но оставив связанными ноги, Яков прошептал Кикнадзе на ухо:
— Пока не уедем, не вздумай развязывать себя, если поспешишь, то придется отнять у тебя жизнь. Понял?
— Понял! — уже укрощенный и выдрессированный, потеряв прежний лоск, со страхом пробормотал тот.