Собор без крестов
Шрифт:
Задействованные Кройнером полицейские, агенты ФБР, в течение четырех часов установили, в каком отеле и в каком номере остановился в Нью-Йорке Гончаров-Шмаков, когда прибыл в город.
На такую удачу и такой быстрый успех Кройнер даже не рассчитывал.
«Установить за Гончаровым-Шмаковым наблюдение и ждать, когда он попытается убить второго свидетеля — бесполезная затея, так как одному ему такой план осуществить не по плечу. Поэтому мне нечего тянуть резину с допросом этого русского, а надо ехать допрашивать его», — решил Кройнер.
Однако, прежде чем покинуть
Он позвонил по телефону спецагенту ФБР Виктору Крошту и поручил ему осуществление слежки за Гончаровым-Шмаковым.
«Один Виктор будет охотиться на другого Виктора. Интересно, кто из них станет победителем?» — направляясь к своему автомобилю, размышлял он.
Глава 22
Когда Лапу привели через длинные переходы в тюремную камеру и захлопнули за ним металлическую дверь, автоматически сработавший ригель замка которой поставил точку на его свободе, то он почувствовал себя загнанным зверем, запертым в надежной металлической клетке. У него было звериное желание завыть поволчьи, но только присутствие в камере еще одного заключенного и сохранившееся еще какое-то человеческое воспитание заставили его сдержаться от такого намерения.
Вместе с ним в камере находился по внешности добродушный здоровяк лет сорока, негр. Безразличный к расовым предрассудкам, да и к личности самого сокамерника, Лапа лег на свою койку и задумался.
«Вот и погостил в хваленой Америке, увидел ее достопримечательности в лице настоящей «академии».
Теперь я, наверное, отсюда уже не выкарабкаюсь, разве только вынесут ногами вперед. Ну, смогу еще протянуть лет шесть, а меня, по-видимому, ждет пожизненное заключение. Все, дурак старый, перечеркнул себе в жизни за один присест», — бичевал он себя мысленно. В таком нервозном состоянии Лапа не был расположен к лирической беседе с кем-либо, тем более с негром, который, подойдя к нему, что-то стал оживленно лопотать, чрезмерно жестикулируя. Безусловно, Лапа не мог его понять, так как не знал английского языка, как негр не знал русского.
Однако, когда негр попытался стянуть с его безымянного пальца бриллиантовый перстень, который почти что врос ему в палец, тогда Лапа понял намерение своего сокамерника.
Негр был здоровый, как бык, а поэтому без хитрости справиться с ним Лапа даже не рассчитывал. Понимая, что без драки не обойтись, унижаться перед этим ниггером у него вообще не было мысли, поэтому, поднявшись с кровати, Лапа молча поднял правую руку вверх, показал на потолок со словами:
— Посмотри туда, быдло.
Негр чувствовал себя хозяином камеры и, не видя в лице Лапы какого-либо противника, могущего оказать ему сопротивление, беззаботно посмотрел туда, куда ему показал Лапа. Воспользовавшись предоставленной возможностью, Лапа со всей силой, какая была в нем, срывая на негре свою неудачу и обиду, ударил ногой в промежность. Негр, упав на пол, стал извиваться от боли и кричать, тогда как Лапа с наслаждением стал
Прибежавшие охранники разняли их, переведя Лапу в камеру с четырьмя арестантами. Там Лапа, ни с кем не вступая в разговор, как будто минуту назад не он дрался с негром, лег на свою кровать и стал размышлять:
«Интересно, а эти вахлаки вздумают ли меня прописывать или нет?»
К Лапе подошел один из арестантов и, показывая на него пальцем, спросил:
— Ти Москва?
— Русский, из России, — бросил ему слова, как милостыню, Лапа.
Вернувшись к сокамерникам, «переводчик» что-то оживленно стал им говорить. Если негр несколько дней содержался один и не был в курсе тюремных новостей, то находящиеся сейчас вместе с Лапой заключенные уже знали, что он арестован по подозрению в вооруженном групповом ограблении банка. Как шло ограбление банка, заключенные знали гораздо подробнее, чем об этом сообщалось по телевидению и радио. Они знали, что на банк напала многочисленная, хорошо вооруженная банда, похитившая более девяти миллионов долларов. Сейчас один из представителей этой банды находится среди них. Если его дружки не побоялись напасть на банк, ограбили его, то лучше не связываться с их человеком, пускай и стариком, тогда они избегут мести его клана.
Увидев, что сокамерники настроены к нему не агрессивно, Лапа решил лечь спать, подумать над той ситуацией, в которой сейчас он оказался. Раздевшись, он хотел нырнуть под одеяло, но его остановили сокамерники, которые с интересом стали рассматривать уже поблекшие его татуировки на теле, многие из которых имели международное понятие и значение. Результат осмотра, по-видимому, удовлетворил зеков. Они стали доброжелательно что-то говорить, улыбаться, предлагать закурить сигарету. Лапа, поблагодарив их за внимание, лег отдыхать. Точнее, ему хотелось побыть наедине со своими невеселыми мыслями…
Нанятый Молохом защитник Альфред Скот обещал Лапе помощь в освобождении друзьями с воли. Ему хотелось верить в такую возможность, но он сомневался в ее реальности, а поэтому попросил, чтобы он передал Молоху его просьбу: вызвать из России ему на выручку, помочь выкарабкаться из этой ямы своего ученика.
— Зачем без толку вызывать вам своего друга? Что он тут может сделать один, когда помочь вам взялась могучая мафиозная организация? Если окажется ей не по силам помочь вам освободиться, то один ваш друг в поле — не воин.
— Ты передай ему то, что я прошу. Я в твоих рассуждениях не нуждаюсь, остальное тебя не касается, — прервал адвоката Лапа жестко и требовательно. Так грубо разговаривать с адвокатом Лапа позволил себе потому, что за свою услугу Скот брал огромные суммы денег, а поэтому на тон своих подзащитных он не обижался.
— Конечно, я передам Молоху вашу просьбу. Только подумайте, а не будет ли он мешаться под ногами у здешних ваших друзей?
— Не волнуйся, не будет, — заверил его Лапа.
Потом его мысли перескочили к инспектору Золтану Кройнеру, допрашивавшему его. Правда, допрос был короткий, для Кройнера непродуктивный. На допросе Лапа заявил дословно следующее: