Собор памяти
Шрифт:
Подвластно нам каждое море Твоё на земле и на небесах,
в мире ощутимом и в невидимом мире, море жизни
нынешней и море грядущей жизни... Kaf-Ha-Ya-Ain-Sad.
Вот почему не стану я описывать мой метод
оставаться под водой столь долгое время,
сколько могу я пробыть без еды и питья; не
стану же я публиковать ни иным образом
разглашать сие описание из-за злой природы
людей, кои стали бы тогда убивать даже на
дне морском.
В середине ночи, когда друзья Леонардо и рабы (их дали ему столько, сколько было необходимо; дали и bottega, где он работал) давно спали, Куан нанёс ему визит. Он пришёл один. Леонардо научил кузнецов и стеклодувов, как сделать большие водяные лампы его изобретения, и bottega купалась в ярком ровном свете.
— Вижу, ты не даром тратишь отпущенное время, — заметил Куан.
Леонардо и вправду трудился ожесточённо, и вся bottega была завалена оборудованием. В центре комнаты он разложил длинные трубки, прикреплённые к плотику: на одном конце были отверстия для воздуха, на другом — винный мех, который прикреплялся ко рту ныряльщика. Длинный стол рядом с аппаратом усеивали наброски, пустая бутыль из-под вина, какой-то недоеденный и уже потемневший плод; там же лежала кожаная маска с выпуклыми стеклянными линзами.
Куан взял маску.
— Что это?
— Это позволяет видеть под водой.
— Я могу видеть и сейчас.
— Но смутно, — сказал Леонардо. Он говорил тихо: на тюфяке спал Зороастро. Он был хорошим работником и куда более одарённым механиком, чем другие спутники Леонардо.
Помолчав, Леонардо спросил:
— Не желаешь ли испытать маску?
Похоже, предложение застало Куана врасплох, потому что он рассмеялся и сказал:
— Как, ночью?
Леонардо пожал плечами, словно подзадоривая его.
— Отчего бы и нет, — сказал Куан. — А это что? — Он указал на аппарат, лежавший у двери.
— Это позволит тебе дышать под водой. — И Леонардо показал ему клапаны в нижней части маски, соединённые с трубками вдоха и выдоха.
Пока Леонардо собирал снаряжение, Куан предложил:
— Можно позвать на помощь рабов.
— В этом нет нужды, — ответил Леонардо, взваливая на плечо дыхательные трубки. Но, выйдя из комнаты в темноту коридоров, услышав, как Куан велит мамлюкам, сторожившим Леонардо, остаться в bottega, Леонардо ощутил, что скорбь его по Никколо вернулась с новой силой.
— Похоже, ты хорошо использовал своё «заточение», — заметил Куан, словно насмехаясь над Леонардо.
— О чём ты?
— Ты ведь работаешь день и ночь — так я, во всяком случае, понял.
— Калиф требует невозможного.
— Вполне вероятно, — согласился Куан, — но ведь это твой обычный распорядок, разве нет?
— Не совсем.
— Но ведь ты там в своей стихии — в bottega, под стражей. Ты взволновался, лишь когда мы ушли оттуда.
Леонардо не стал спорить. Куан был чересчур прозорлив. Леонардо и в самом деле сумел спрятаться в работе, закрыться от собора своей памяти, жить только в настоящем. Когда они шли мимо мечети Аль Назир Мохаммеда, недалеко от места, куда направлялись, Леонардо спросил:
— Так где же ты был все те недели?
Ночь была холодной, освещённой лишь полумесяцем — и изящные купола
— Деватдар выкупил Никколо и Айше?
— Ты хочешь знать, почему я не навещал тебя?
Леонардо кивнул.
— Потому что я был с Деватдаром в Турции.
Леонардо отшатнулся.
— Но Деватдар отплыл раньше, а на нас напали...
— Твой ум прямолинеен, Леонардо, — с мягкой насмешкой сказал Куан. — Разве двум путникам нужно выехать в одно и то же время, чтобы приехать в одно и то же место?
— Нет, конечно. Но расскажи мне, что ты знаешь... пожалуйста.
— Что я знаю?.. — притворно непонимающе переспросил Куан.
— Об Айше... и о том, что случилось с Никколо. Я должен это знать.
— Я был с Деватдаром и другими послами. Мы пытались выкупить Айше и прочих пленников.
— И что же?
— Турки знали, что Айше — родственница калифа, и захотели прислать сюда своих послов — чтобы поторговаться.
— Откуда им было узнать, что Айше — родственница калифа, если только она сама не сказала им этого?
— На корабле был захвачен и её ларь, а она хранила в нём не только свои наряды, но и дневники, в которых была записана вся её прошлая жизнь. Так мне сказали.
Горло Леонардо сжалось, сердце забилось быстрее. Что могла она написать в дневниках?
— Нам ничего не оставалось, кроме как возвратиться в Каир на борту турецких судов. Наши корабли император захватил и за них тоже потребовал выкуп. — Куан говорил медленно, осторожно, и голос его слегка дрожал. — То был урок унижения... и удивительно, что наш калиф не повелел нам броситься на мечи. Я бы это сделал...
— Ты слишком суров к себе.
— Не снисходи ко мне, — холодно сказал Куан. — Это пойло — для рабов.
Задетый, Леонардо замолчал надолго, но потом всё же опять задал вопрос — о Никколо.
— Ты видел его?
— Мы не видели никого, кроме Айше.
— Тогда нет уверенности, что Никколо мёртв?
— Ты всё ещё не готов похоронить Никколо, маэстро, — сказал Куан. — Помнишь, что я говорил тебе о слове калифа?
— Дело не в том, готов я или не готов, — отозвался Леонардо, пропуская мимо ушей вопрос Куана. — Дело в том, что... — Он оборвал себя. — Нет, не готов.
Они подошли к башне с южной стороны мечети. Рядом с башней был колодец, называвшийся Колодец Улитки — его выстроили пленённые Салах-ад-Дином крестоносцы [109] . Винтовая лестница круто спускалась в его шахту до уровня Нила.
109
...его выстроили пленённые Салах-ад-Дином крестоносцы. — Салах-ад-Дин, Саладин Юсуф (1138—1193) — египетский султан в 1171 — 1193 гг., основатель династии Эйюбидов. Успешно боролся с крестоносцами, которые предпринимали военно-колонизационные походы на Ближний Восток в 1096 — 1270 гг. В 1187 г. он отобрал захваченный ими Иерусалим, завоевал с отрядами 3-го крестового похода в 1189 —1192 гг.