Собор
Шрифт:
— Так-так! — расхохотался Базен, выслушав всю историю с допущенной ошибкой и просмотрев записки Бетанкура. — Наконец-то наш «непреклонный воитель» показал воочию слабость. Ишь ты, занервничал! Верно, припекло… А вы ловко поймали его, Огюст. Я бы и то сразу не заметил просчета. Ну так что же? Теперь вам есть резон показать этот генеральский шедевр министру двора, да заодно и пожаловаться. Я слышал, что он вчера безобразно накричал на вас.
Монферран покраснел:
— У секретаря его превосходительства отличный слух, как я вижу. Да, мне от него
Серые колкие глаза Базена выразили недоумение.
— Милый вы мой! Простите, это глупо… Он вас оскорбил, а вы собираетесь выручать его. Так, что ли? Не делайте этого! У милейшего дона Августино ныне крупные неприятности, он висит на волоске, и такое вот недоразумение, хорошо поданное вами, может вас раз и навсегда избавить от его тирании… Взгляните сами: если бы расчеты остались такими, какие они есть, все сооружение должно было бы разъехаться в считанные дни. Вы понимаете, чем это пахнет?
— Ничем, кроме лишней работы, — сердито проговорил Огюст. — Такие ошибки не остаются незамеченными, друг мой. Еще раз прошу вас: помогите с расчетом!
— Бесплатно? — с самым невозмутимым видом спросил Базен. — Простите, не привык. А уж тем паче ради этого испанского кровопийцы палец о палец не ударю. К тому же сегодня воскресенье, а я — добрый католик в отличие от вас, мой дорогой. Лучше присаживайтесь, и разопьем бутылочку портвейна, а потом я напрошусь к вам в гости на ужин.
— Извините меня, — спокойно, но с затаенным бешенством произнес Огюст, — но сейчас я нахожусь в стесненных обстоятельствах и принимать гостей не в состоянии. Тем более, что по глупости своей нередко оказываю своим друзьям бесплатные услуги! Простите за причиненное беспокойство!
Возвращаясь домой, Монферран припомнил давно долетевшие до него слухи о том, что будто бы Базен мечтает занять место Августино.
Весь оставшийся день, весь вечер и потом всю ночь архитектор просидел в своем кабинете, не выйдя даже к обеду. Элиза и Алеша по очереди носили ему кофе и пытались несколько раз уговорить его пойти поспать, вызывая на себя громовые разряды его раздражения. В конце концов он заперся в кабинете на ключ.
Но когда в половине девятого утра Огюст вошел в гостиную и с самым непринужденным видом уселся завтракать, глаза его излучали торжествующее сияние и были в три раза синее, чем обычно.
— Вот вам и рисовальщик, господа академики! — пробормотал он себе под нос.
И потом, прощаясь с Элизой, целуя ее, шепнул:
— Лучше отомстить я и не мог бы! Жаль только, он ничего не заметит. А сказать ему — потерять половину мести.
Элиза, рассмеявшись, кивнула. Ей он рассказал все, как было.
Однако Огюст ошибся, подумав, что Бетанкур ничего не заметит и не догадается о допущенном просчете. Едва архитектор вошел, как сразу же увидел там генерала. Тот ждал его, и по его лицу было видно, что он волнуется, хотя, как всегда,
— Вы еще не смотрели тех чертежей, Монферран? — спросил Августино, ответив на приветствие своего подчиненного. — Ну тех, испорченных?
— Вот они, — просто сказал молодой человек, подавая генералу папку. — Как вы приказали, я все переделал.
Бетанкур стремительно развернул чертежные листы, мельком взглянул на приложенные расчеты, увидел вместо своей руки знакомый почерк Монферрана и вдруг заметно побледнел. Несколько минут он сосредоточенно изучал чертежи, потом сложил их, взял со стола и, отвернувшись, сказал:
— Великолепно выполнено. Спасибо. И… зайдите ко мне, Огюст.
Когда они оказались вдвоем в кабинете, генерал, залившись непривычным румянцем, протянул руку архитектору:
— Огюст, я понимаю, это гадко… гадко, что я обидел вас фактически в присутствии своего секретаря, а извиняюсь с глазу на глаз, но в последнее время твердость стала мне изменять. Простите! Я нашел ошибку еще вчера и собирался сегодня отменить свое распоряжение и дать вам новый расчетный лист, но вы меня опередили. Забудьте мои несправедливые слова!
— Хуже всего мне показалось то, что вы сочли меня неспособным вести строительство… — горько заметил Монферран.
— Вы способны его вести! — румянец генерала стал пунцовым и на смуглых его щеках горел огнем. — Вы — порядочный человек. Это уже много. Если говорить честно, я больше всего боялся, что вы обнаружите мой просчет и доведете его до сведения двора… К сожалению, я почти не встречал людей, не способных на мелкую мстительность…
— А я хотел вам отомстить, — вдруг улыбнувшись, сознался Монферран, — честное слово, хотел. Хотел вчера же приехать и показать вам ваши листы, и посмотреть, как вам это понравится.
— И зря не сделали этого! — расхохотался Бетанкур. — А я-то промучился всю ночь! Спасибо, Огюст. И вот что… с проектом не отчаивайтесь пока. Может быть, вы еще сможете отстоять его. Кое в чем я постараюсь вам помочь. Знаю, вы мечтаете об ордене святой Анны на шею.
— Куда мне теперь! — устало махнул рукой Огюст. — Какая там Анна! Знали бы вы, что висит сейчас на моей шее, так не захотели бы вешать на нее и пушинку!
Говоря это, он снова вспомнил о долге ростовщику Семипалову…
Прошла неделя, наступило второе ноября. Откладывать посещение ростовщика больше было нельзя, и рано утром, еще до начала службы, Монферран отправился по адресу, который хотел бы забыть.
Ночью прошел дождь. Заморозки накануне кончились, и с утра на деревянных тротуарах стояли лужи. Прыгая через них, Огюст иногда ударял их тростью так, что фонтаном взлетали брызги. Это мальчишеское развлечение немного отвлекало его от мучительных мыслей.
В конторе ростовщика не было посетителей, и от этого Огюсту стало немного лучше: больше всего он боялся свидетелей. Господин Семипалов тотчас же вышел к визитеру: