Собор
Шрифт:
Без десяти одиннадцать он вылетел из дому, едва успев поцеловать Элизу, и бегом направился на строительство.
В одиннадцать он вошел в конторский сарайчик, расположенный вблизи неразобранных алтарных стен. Ему хотелось посмотреть записи мастеров об израсходованных материалах.
В сарае было человек шесть мастеров и подрядчик Крайков, строитель рабочих бараков. Все разом обернулись к архитектору и уставились на него, оторвавшись от своих дел. Но ни лицо, ни взгляд, ни походка Огюста — ничего не выдавало
— Доброе утро, господа! — сказал Монферран с порога.
Все сразу закивали головами, здороваясь и с почти нескрываемым любопытством ожидая, что будет дальше, ибо в сарайчике, как нарочно, оказался в это время и мастер Карлони. Он стоял в глубине, возле стола, склонившись над раскрытой книгой для записей, и при появлении архитектора сразу склонился еще ниже, как-то весь пригнулся, будто хотел залезть под стол.
Огюст твердым шагом направился прямо к нему. Каменных дел мастер поднял голову от стола, и на лбу его Монферран увидел белое пятно пластыря, а на щеке косую жирную полосу пудры.
Карлони сделал едва заметное движение навстречу архитектору и съежился еще больше.
«Как бы и в самом деле не кинулся в ноги!» — с ужасом подумал Огюст и поспешно проговорил:
— Здравствуйте, Карлони.
— Здравствуйте, мсье, — ответил чуть слышно итальянец.
— Как дела у западного котлована? — голос начальника строительства был ровен и тих. — Блоки для укладки подготовлены?
Карлони вздрогнул всем телом и в неестественной тишине, разом поглотившей контору, пробормотал уже почти шепотом:
— Нет, мсье… Невозможно было… Прошел дождь, груды земли слиплись… Люди не могут справиться.
— А когда будет расчищено? — спросил Монферран.
— Завтра утром. К вечеру начнется обработка блоков.
Мастер втянул голову в плечи, будто вновь ожидал удара. Находившиеся в конторе люди перестали дышать.
— Хорошо, — произнес спокойно архитектор. — Спасибо.
В измученных глазах итальянца промелькнуло облегчение.
— Мне можно идти? — спросил он.
— Нет, постойте.
Огюст что есть силы вздохнул, чувствуя, как противный липкий комок застревает в горле. Но он сделал над собою усилие и необычайно звонким, почти ломающимся голосом произнес:
— Выслушайте меня, сударь. Вчера я нанес вам публичное оскорбление, за которое теперь прошу у вас извинения. Я сознаю, сколь отвратительным было мое поведение. Если можете, простите меня.
— Мсье! — вскрикнул пораженный Карлони.
Он побледнел, его глаза расширились, и Огюст вдруг заметил, что каменных дел мастер совсем молод, наверное, ровесник ему.
— Погодите! — Монферран не дал мастеру сказать больше ни слова и продолжал: — Если работать со мною вы больше не захотите, я выдам вам рекомендацию на другое строительство. Но вы сейчас здесь очень
— Боже мой, ваша милость! — вскрикнул мастер. — Да что вы?!
— Да? — спросил Огюст, протягивая ему руку.
— Да, да, конечно! — Карлони схватил его руку и сжал в горячей потной ладони. — Ах, сударь!
— Ну, спасибо вам!
Огюст повернулся и пошел к двери, но с порога обернулся и сказал с насмешливой улыбкой:
— А вас, господа, оставляю обсуждать происшедшее.
Он вышел. Внутри у него все горело. Досада, облегчение, стыд, недоумение от того, что он сейчас сделал, самые несовместимые чувства одолевали его. Ему захотелось дойти до Невы, глотнуть ветра.
С северной стороны строительная площадка была окутана темным терпким дымом — это густо дымились смоловарни. Монферран подумал, что надо распорядиться отнести их подальше от рабочих бараков: ветры с Невы усилились и заносили дым прямо в двери и в узкие окна.
Почти у самой пристани архитектора догнали шуршащие, торопливые шаги. Робкий голос окликнул сзади:
— Сударь! Мсье Монферран!
Архитектор обернулся. За его спиной стоял Карлони. Лицо мастера, еще недавно бледное, было покрыто алыми пятнами.
— В чем дело? — спросил Огюст. — Что случилось?
Мастер перевел дыхание, потому что бежал во весь дух, и затем выпалил с решимостью самоубийцы:
— Сударь, я хочу, чтоб вы знали: я действительно украл гранит.
— Я это знаю, — спокойно сказал Монферран.
— Сударь! — голос Карлони задрожал, в нем вдруг послышались слезы. — Даю вам честное слово: это было один только раз… И я… Мне пришлось! Клянусь вам! Я… У меня…
— Я знаю, что у вас несчастье, Карлони, — прервал его Огюст и, подойдя, осторожно взял его за локоть. — Вчера я не знал, но мне потом сказали. Ничего, не мучайтесь из-за этого гранита. У нас тут больше наворовали. Но только откровенность за откровенность: я тоже не воровал. Ни разу. Вы зря обвиняли меня.
Каменных дел мастер опустил голову:
— Простите! Я… я от отчаяния вам все это наговорил. Умирает самое дорогое мне существо! Моя Сабина! Все кончено…
— Не говорите так! — с искренним волнением воскликнул архитектор. — Нельзя так говорить, пока человек жив. Я тоже умирал, но вот ведь говорю с вами. Вам надо в Италию отправить жену, да?
— Надо! — Карлони с отчаянием посмотрел на серое, в этот день очень низко повисшее над землей небо. — Здесь она погибнет. Но денег не хватает. Продали все, что можно. Дочка служить пошла, долгов я наделал столько, что не расплатиться и за пять лет. А все на лечение ушло… На поездку в Италию надо около тысячи. Если б еще удалось продать домик…