Собрание повестей и рассказов в одном томе
Шрифт:
– Живой я. – Плужников поднялся, шагнул и сел на пол. – Голова только. Сейчас пройдет.
Он поискал, на что можно опереться, и нащупал немецкий автомат. Поднял, с усилием передернул затвор: выпал тускло блеснувший патрон. Плужников поставил автомат на предохранитель, оперся на него и кое-как встал на ноги.
К нему шел черноволосый замполитрук. Гимнастерки на замполитруке не было, белая, залитая кровью рубашка была надета поверх свежих бинтов.
– Ранило вас? – спросил Плужников.
– Немец спину кинжалом порезал, –
– Прикладом по голове, что ли. Или душили. Не помню.
– Глотните. – Замполитрук протянул фляжку. – Бойцы с убитого немца сняли.
Непослушными пальцами Плужников отвинтил пробку, глотнул. Теплая вонючая водка перехватила дыхание, и он тотчас же вернул фляжку:
– Водка.
– Хороши вояки? – спросил замполитрук, вешая фляжку на брючный пояс. – Полковому комиссару покажу. Кстати, как мне доложить о вас?
Плужников показал документы. Замполитрук внимательно просмотрел их, вернул:
– Вам придется остаться здесь. Комиссар сказал, что костел – ключ обороны цитадели. Я пришлю станковый пулемет.
– И воды. Пожалуйста, пришлите воды.
– Не обещаю: вода нужна пулеметам, а до берега не доберешься. – Замполитрук оглянулся, увидел молоденького бойца с расцарапанной щекой: – Товарищ боец, соберите все фляжки и лично сдайте их лейтенанту.
– Есть собрать фляжки.
– Минуточку. И оденьтесь: в трусах воевать не очень удобно.
– Есть.
Боец бегом кинулся выполнять приказания: сил у него хватало. А замполитрук сказал Плужникову:
– Воду берегите. И прикажите всем надеть каски: немецкие, наши – какие найдут.
– Хорошо. Это правильно, осколки.
– Кирпичи страшней, – улыбнулся замполитрук. – Ну, счастливо, товарищ лейтенант. Раненых мы заберем.
Замполитрук пожал руку и ушел, а Плужников тут же сел на пол, потому что в голове опять все поплыло: и костел, и замполитрук с израненной ножом спиной, и убитые на полу. Он качнулся, закрыл глаза, мягко повалился на бок и вдруг ясно-ясно увидел широкое лицо, оскал изломанных зубов и кровавые слюни, капающие из раздробленной челюсти.
– Черт возьми!
Огромным усилием он заставил себя сесть и вновь открыть глаза. Все по-прежнему дрожало и плыло, но в этой неверной зыби он все-таки выделил знакомого бойца: тот шел к нему, брякая фляжками.
«А все-таки я – смелый, – подумал вдруг Плужников. – Я ходил в настоящую атаку и, кажется, кого-то убил. Есть что рассказать Вале…»
– Вроде две с водой… – Боец протянул фляжку. Плужников пил долго и медленно, смакуя каждый глоток. Он помнил о совете замполитрука беречь воду, но оторваться от фляжки не смог и отдал ее, когда осталось на донышке.
– Вы два раза мне жизнь спасли. Как ваша фамилия?
– Сальников я… – Молоденький боец засмущался. – Сальников Петр. У нас вся деревня – Сальниковы.
– Я доложу о вас командованию, товарищ Сальников.
Сальников был уже одет в гимнастерку
– Не в складе ведь.
– С погибших? – брезгливо спросил Плужников.
– Они не обидятся!
Голова почти перестала кружиться: осталась только тошнота и противная слабость. Плужников поднялся, с горечью обнаружил, что гимнастерка его залита кровью, а воротник разорван. Он кое-как оправил ее, подтянул портупею и, повесив на грудь трофейный автомат, пошел к дверному пролому.
Здесь толпились бойцы, обсуждая подробности боя. Хмурый приписник и круглоголовый остряк были легко ранены, сержант в порыжевшей от засохшей крови рубахе сидел на обломках и курил, усмехаясь, но не поддерживая разговора.
– Досталось вам, товарищ лейтенант?
– На то и бой, – строго сказал Плужников.
– Бой – для победы, – усмехнулся сержант. – А досталось тем, кто без цели бежал. Я в финской участвовал и знаю, что говорю. В рукопашной нельзя кого ни попадя, кто под руку подвернулся. Тут, когда еще на сближение идешь, надо цель выбрать. Того, с кем сцепишься. Ну, по силам, конечно. Приглядел и рвись прямо к нему, не отвлекайся. Тогда и шишек будет поменьше.
– Пустые разговоры, – сердито сказал Плужников: сержант сейчас очень напомнил ему училищного старшину и этим не понравился. – Надо оружие собрать…
– Собрано уже, – опять усмехнулся сержант. – Долго отдыхали…
– Воздух! – крикнул круглоголовый боец. – Штук двадцать бомбовозов!
– Ховайтесь, хлопцы, – сказал сержант, старательно притушив окурок. – Сейчас дадут нам жизни.
– Наблюдателю остаться! – крикнул Плужников, приглядываясь, куда бы спрятаться. – Они могут снова…
– Станкач волокут! – снова закричал тот же боец. – Сюда…
– Каски! – вспомнил Плужников. – Каски надеть всем!..
Нарастающий свист первых бомб заглушил слова. Рвануло где-то близко, с потолка посыпалась штукатурка, и горячая волна подняла с пола кирпичную пыль. Схватив чью-то каску, Плужников метнулся к стене, присел. Бойцы побежали в глубину костела, а Сальников, покрутившись, сунулся в тесную нишу рядом с Плужниковым, лихорадочно натягивая на голову тесную немецкую каску. Вокруг все грохотало и качалось.
– В укрытие! – кричал Плужников сержанту, все еще лежавшему у дверного пролома. – В укрытие, слышите?..
Удушливая волна ударила в разинутый рот, Плужников мучительно закашлялся, протер запорошенные пылью глаза. От взрывов тяжело вздрагивала земля, ходуном ходили толстые стены костела.
– Сержант!.. Сержант, в укрытие!..
– Пулемет!.. – надсадно прокричал сержант. – Пулемет бросили. От дурни!..
Пригнувшись, он бросился из костела под бомбежку. Плужников хотел закричать, и снова тугая вонючая волна горячего воздуха перехватила дыхание. Задыхаясь, он осторожно выглянул.