Собрание произведений
Шрифт:
Эх, было бы неплохо предупредить кого-то из поручителей, что Третьяков копает против их протеже, чтобы самому заручиться поддержкой от них в будущем. Но нельзя, слишком опасно, если в комитете узнают, то выкинут в отставку без пенсии. Впрочем, если Захаров и Межуев так настроены на то, чтобы толкать Ивлева наверх, что поручились за него, то какой-то полковник серьёзной помехой для них не станет…
Ладно, за пределы комитета эту информацию нельзя выносить, но в пределах-то можно? Начальником над Третьяковым генерал Комлин. Как раз тот тип начальника,
Спустя минуту он уже нашел нужный номер и набрал его. С генералом его соединили быстро.
— Артем Александрович! Ко мне тут подчинённый вашего полковника Третьякова приходил. Старший лейтенант Соловьев. По его словам, мутит что-то Третьяков против Ивлева. Да, того самого, что у меня на третьем курсе в МГУ и в Верховном Совете работает. Вполне может быть, что Соловьев к вам на прием запишется, вы уж его выслушайте. И меня как-то не спалите, что уже знаете, по какому он вопросу к вам придет…
— Спасибо за информацию, Владимир Аркадьевич! Сам его дергать не буду, чтобы вас не подставить, дождусь визита.
Положив трубку, Кротов удовлетворенно потер ладони. Артем Александрович человек благодарный. В долгу не останется… Не то чтобы ему не нравилось в МГУ. Нравилось. Но Румянцев уже вон, майором стал. Пора и ему к нему подтягиваться… В МГУ он может вплоть до подполковника сидеть. А там уже и на пенсию. И он такими тут связями уже оброс, что кандидатскую защитит без большого напряга и в доценты подастся. Все лучше, чем в относительно молодом возрасте кверху задницей на даче грядки рыть от рассвета до заката на пенсии…
Глава 12
Верховный Совет, Москва.
До Соловьева только на лестнице дошло, что он такое услышал в кабинете у Кротова, что его царапало изнутри, не на шутку тревожа. Вот оно… Фраза, небрежно оброненная капитаном: «Ненавидит она его за то, что он в Кремль своих друзей затянул, а ее не позвал». Получается, он сейчас по поручению Третьякова копает против человека, который не только сам в Кремле работает, хоть и на полставки, а еще и друзей-студентов своих туда сумел устроить… Какие связи надо иметь, чтобы в восемнадцать лет друзей в Кремль устраивать? Вопрос, не требующий ответа.
Подстава, какая это все подстава! Как же невовремя уехал в отпуск Румянцев… Уж он-то, наверное, сумел бы все же достучаться до Третьякова. Тем более, он может знать об Ивлеве намного больше, чем ему самому пока что удалось выяснить… Что-то, что полковника бы смогло убедить, в конце концов, с ним не связываться.
Возникла мысль поискать Румянцева в Ленинграде. Полковнику он наверняка оставил телефон, по которому его можно найти. Может, придумать что-то, чтобы Третьяков дал ему этот телефон? Ему он его не оставил, видимо, чтобы не вздумал старлей трепать нервы майору во время отпуска по пустякам. Но что придумать?
Вздохнув, он поехал к особисту в
Игорь Васильевич встретил его на проходной, и провел к себе. Пока шли по коридорам, они молчали. Но когда зашли в кабинет, Логинов спросил его:
— Чем обязан?
— Ивлев Павел Тарасович, 1955 года рождения, референт Президиума Верховного Совета.
— Знаю, знаю такого. Крепкий орешек.
— Что вы имеете в виду? — спросил Соловьев.
Логинов как-то странно замялся, а потом сказал, такое впечатление, вовсе не то, о чем думал:
— Ходят слухи, что одному из наших чиновников очень крепко влетело, когда он молодого да раннего решил по-свойски нагрузить так, чтобы он свету белого не видел. Без фамилий…
Фамилии Соловьев и сам не хотел слышать. Он был тверд в своем решении максимально формально выполнить это поручение полковника, его угнетали стены Кремля, нависшие над ним. Казалось, если он тут задержится, они раздавят его, как наглую мошку, залетевшую туда, куда ей по статусу не положено.
— Значит, какого-то негатива у вас на него нет?
На лице своего собеседника Соловьев отчетливо видел то выражение, которое было у него самого — он понял, что Логинов сам боится связываться с Ивлевым. Это пугало…
— Нет, никакого негатива нет. — наконец, ответил Логинов.
— Прекрасно! Огромное спасибо за уделенное мне время!
Дом Ивлевых, Москва.
Успокоившись по поводу радио, вспомнил про гребенки. Взял шило, отвертку, шурупы, и пошел их устанавливать. Привык уже как-то без шуруповерта и электродрели работать, да и есть что-то в такой ручной работе успокаивающее. Ничего не жужжит, не шумит, делаешь все медленно, но верно… Главное, шило поглубже воткнуть, чтобы шуруп легче в дерево заходил. И молиться, чтобы под краской сучка не оказалось…
Начал со своего кабинета, а потом пришел в гостиную, где Валентина Никаноровна готовила детей к прогулке на улицу. Дождался, когда она освободит место у окна и сразу же туда и пробрался.
— А что это вы делаете, Павел? — ожидаемо спросила она.
— Это ограничители для окон, чтобы дети, даже когда подрастут, не смогли их сами открыть. Вот сейчас я установлю, вы сами сможете и проверить, как это работает. Либо сходите в мой кабинет прямо сейчас, там уже все установлено. А я пока за парнями присмотрю.
— Ничего страшного, я подожду, пока вы здесь их установите. Да и дети ваши, посмотрите, с каким интересом на вас смотрят.
Да что дети, даже Тузик бросил прежние собачьи дела и уставился на меня и мои инструменты… Усмехнулся и приступил к работе. Но сначала пришлось снять с подоконника пригревшуюся на солнце и уснувшую Панду. Кошка не желала просыпаться, и обвисла в моих руках, как тряпка, пока я на стул ее переносил.
В общем, устроил для всех шоу. Когда закончил, Валентина Никаноровна подошла, все проинспектировала и сказала: