Собрание сочинений Джерома Клапки Джерома в одной книге
Шрифт:
— Ну что ж, — согласился учитель, — а теперь передай содержание своими словами. Ты ведь знаешь: «дева» сейчас не говорят, говорят «девушка». Да, стихотворение о девушке. Что же дальше?
— О девушке, — повторил ученик; замена одного слова другим, казалось, придала ему решимости. — О девушке, которая жила в лесу.
— В каком лесу?
Ученик уставился сначала в чернильницу, а затем в потолок.
— Попытайся вспомнить, — настаивал учитель, понемногу теряя терпение, — вы ведь читали стихотворение целых десять минут. Не может быть, чтобы ты ничего не
— «Могучие древа, дрожащие листы», — тут же отозвался ученик.
— Нет-нет, — перебил его учитель, — не надо читать наизусть. Расскажи своими словами, что это был за лес, в котором жила девушка.
Учитель от нетерпения даже притопнул ногой, и тут встрепенулся лучший ученик в классе:
— Сэр, это был самый обыкновенный лес, — отрапортовал он.
— Скажи ему, что это был за лес, — сказал учитель, вызывая другого ученика.
Второй ученик сказал, что это была «зеленая дубрава», отчего учитель рассердился еще больше, обозвал его болваном, хотя за что — непонятно, и вызвал третьего, который вот уже целую минуту сидел как на углях и размахивал рукой, словно сломавшийся пополам семафор. Не спроси его учитель, он бы выкрикнул ответ с места; он даже покраснел — так ему хотелось ответить.
— Сырой и мрачный лес, — выдохнул третий ученик, и ему сразу же полегчало.
— Сырой и мрачный лес, — смягчившись, повторил учитель. — А почему лес был сырым и мрачным?
И на этот вопрос у третьего ученика нашелся ответ:
— Туда не попадало солнце.
Учитель был рад, что в классе нашлась хоть одна поэтическая душа.
— Туда не попадало солнце, а лучше сказать, туда не проникали солнечные лучи. А почему туда не проникали солнечные лучи?
— Листва была слишком густа, сэр.
— Отлично, — похвалил учитель. — Итак, девушка жила в сыром и мрачном лесу, где кроны деревьев сплетались так густо, что сквозь них не проникали солнечные лучи. Ну, а что же росло в этом лесу?
Он вызвал четвертого ученика.
— Мне кажется, деревья, сэр.
— А еще что?
— Грибы, сэр, — ответил ученик после паузы.
Насчет грибов учитель и сам не был уверен, но, заглянув в текст, он убедился, что мальчик был прав.
— Правильно, — согласился учитель, — в лесу росли грибы. А еще что? Что находится в лесу под деревьями?
— Земля, сэр.
— Нет-нет. Что растет в лесу, кроме деревьев?
— Ах да, сэр, кусты, сэр.
— Кусты. Что ж, отлично. Пойдем дальше. В лесу росли деревья и кусты. А что еще?
Он вызвал самого маленького мальчика с первой парты. Поэтический лес его совершенно не интересовал, и он коротал время, играя сам с собой в крестики-нолики. Крайне недовольный тем, что его оторвали от увлекательного занятия, он все же счел своим долгом придать разнообразия скудной растительности сырого и мрачного леса и назвал чернику. Тут он ошибся: о чернике в стихотворении и речи не было.
— У Клобстока все еда на уме, — прокомментировал его ответ учитель, гордившийся своим остроумием. Класс рассмеялся, и учителю это понравилось.
— А теперь ты, — продолжал он, указывая
— Поток, сэр.
— Правильно. И что же делал поток?
— Журчал, сэр.
— Нет-нет. Журчат ручьи, а потоки…
— …ревут, сэр.
— Правильно, поток ревел. А почему он ревел?
Это был трудный вопрос. Один мальчик — умом он не блистал — высказал предположение, что поток ревел из-за девушки.
Тогда учитель задал наводящий вопрос:
— Когда он ревел?
Третий ученик опять поспешил нам на выручку, объяснив, что поток ревел, когда ударялся о камни. Тут, по-моему, многие из нас подумали, что поток, который ревет по столь ничтожному поводу, должно быть, порядочный трус; другой бы на его месте молча потер ушибленное место и пошел бы дальше. Поток, который ревет всякий раз, как падает на камни, — жалкий хлюпик… впрочем, учитель, судя по всему, ответом остался доволен.
— А кто еще жил в лесу, кроме девушки?
— Птицы, сэр.
— Да, в лесу жили птицы. А кто еще?
Кроме птиц, мы ничего придумать не могли.
— Ну, — сказал учитель. — Как называется животное с пушистым хвостом, которое бегает по деревьям?
Мы немного подумали, и затем кто-то назвал кошку.
И ошибся — о кошках поэт ничего не говорит, белки — вот чего добивался от нас учитель.
Что еще было в лесу, я уже забыл. Помню, что было небо. Выйдя на поляну, можно было, если задрать голову, увидеть его; небо часто затягивалось тучами, и девушка время от времени, если я не ошибаюсь, попадала под дождь.
Я припомнил эту историю в связи с литературными описаниями природы. Мне до сих пор не вполне понятно, почему учителю показалось недостаточным описание леса, сделанное первым мальчиком. Отдавая должное поэту, мы все же должны признать, что лес был «самым обыкновенным лесом» и иным быть не мог.
Я мог бы дать подробнейшее описание Шварцвальда. Я мог бы перевести Хебеля, воспевшего Шварцвальд. На многие страницы я мог бы растянуть описание диких ущелий и обжитых долин, горных склонов, покрытых соснами, скалистых вершин, пенящихся потоков (в тех местах, где аккуратные немцы не успели навести порядок и не упрятали их в трубы или не пустили по желобам), беленьких деревушек, заброшенных хуторов.
Но есть у меня серьезное подозрение, что всего этого читать вы не станете. А на тот случай, если среди моих читателей попадутся все же люди добросовестные или, избави Бог, слабоумные, я — поскольку давно уже все сказано и написано — изложу вам свои впечатления простым языком обыкновенного путеводителя:
«Живописный горный район, ограниченный с юга и запада долиной Рейна, куда шумно низвергаются его многочисленные притоки. Горный массив состоит в основном из различных пород песчаника и гранита; невысокие вершины густо поросли сосновым лесом. Район обильно орошается многочисленными реками; плодородные равнины густо заселены; развито земледелие. Гостиницы хорошие, но туристам рекомендуется осмотрительность при дегустации местных вин».